Владимир Медведев - Трилогия о Мирьям [Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети]

— О чем? — сердито спрашивает мама, которой все надоело.

— Ну, что принесла поесть. Армильда рассердится, что я все еще трачусь на тебя.

— Мама, отдай ей эти кульки обратно, — бросает Лоори.

— Да, отдай, — Мирьям тоже не удерживается.

— Что?

Как только бабушка не понимает!

— Мне в горло не полезет каша из крупы, уворованной у тетки!

— Лучше буду голодной, чем стану есть ее, — подкрепляет Мирьям слова сестры.

У бабушки кровь приливает к лицу, она начинает задыхаться.

Униженная до предела, мама безмолвно подвигает пакетики к бабушке.

— Неблагодарные! Не умеете уважить свою бабушку! Дикарями растете!

Лоори уводит сестренку с поля боя в тыл, в другую комнату, и произносит:

— Ну, теперь начнет пробирать!

Мирьям кивает.

— Подыхай ты с голоду вместе со своими детьми! — доносится из кухни.

Лоори и Мирьям прислушиваются и ждут, чтобы за бабушкой захлопнулась дверь. Обычно, когда ругань достигает предела, бабушка по привычке шумно удаляется, хотя через несколько дней, что бы там ни произошло, приходит снова. Приходит, кладет на стол бумажные свертки с едой и терпеливо ждет, чтобы ее поблагодарили. «Душа у нее болит из-за нас», — говорит мама.

— Что мне за нужда помогать тебе! — доносятся из прихожей бабушкины слова, а затем дверь с грохотом закрывается.

С потолка сыплется немного штукатурки. И все разом стихает.

Но ненадолго. Теперь очередь за первой бабушкой. Она ведь живет тут же, через коридор, и считает своим долгом дважды на день заглянуть в квартиру сына. Врывается без стука и, если трезвая, ограничивается фыркающим вопросом:

— Что, Арнольд опять пьет?

Сегодня бабушка посидела на дубовом чурбаке в винном погребе и настроена более воинственно.

— Крыса ты церковная! — вызывающе объявляет она маме.

То ли ее сердит, что отец со вчерашнего обеда куда-то запропастился, или еще что, только, все более распаляясь, она продолжает:

— Ты слушай, слушай, что, я не права? Сюда в дом ты пришла, как последняя церковная крыса! За душой ни гроша! Ни полушки!

Мамино лицо белеет. Если бы посмела, то ударила бы.

— А я? Триста рубликов золотом, один к одному, было в моем приданом! А ты, маленький ты человечишка… крыса церковная!

«Маленький человечишка» — это, по мнению бабушки, тот, кто бедный и кто не умеет говорить по-немецки, — обо всем этом Мирьям знает уже давно.

— Взял бы Арнольд в жены Диану Круньт, не пришлось бы и из-за работы мыкаться. Лежи да в потолок поплевывай! А если Диана Круньт показалась не в тех годах, разве было мало других — молодых и богатых! А ты сущая беспросветная церковная крыса! Маленький человечишка!

К счастью, бабушке все скоро надоедало, никто ей не возражал, а бузить одной было скучно.

— А почему ты ей не двинешь? — попрекнула, со своей стороны, Мирьям, когда бабушка ушла.

— Да как я могу, — сквозь беззвучные слезы объяснила девочкам мама, — мы ведь живем на бабушкины деньги.

— А почему ты не пожалуешься дедушке? — шепотом допытывалась Лоори.

— Что он может… Сам всю жизнь прожил на пороховой бочке, никогда не знает, когда опять взорвется…

— Ничего другого, — шептала начавшая всхлипывать Мирьям, — на этом свете и нет, кроме золотых рублей, крон да пороховой бочки…

И, решительным движением вытерев слезы на глазах, она объявила матери:

— Потерпи еще немножко. Я уже скоро вырасту, буду сама зарабатывать деньги и начну тебе приносить каждый день по десять крон сразу. Вот!

На мамином лице скользнула едва заметная улыбка.

— Мирь-ям! — зовет из-за двери дедушка.

Мирьям знает, что теперь она должна спрятаться куда-нибудь в угол, чтобы дедушка мог побродить да поискать ее. Дедушке доставляет большое удовольствие, когда наконец он все же находит спрятавшуюся внучку.

Даже мама, встрепенувшись, говорит дочери:

— А ну быстро, быстро!

Мирьям становится за дверь столовой и ждет.

Слышны дедушкины неторопливые шаги в передней и его спокойный голос:

— И куда это наша Мирьям подевалась?

— Понятия не имею, — говорит мама.

«Понятия не имеет! — думает девочка. — Она же видела, как я забежала за дверь. Просто они оба понарошке. Им это нравится».

И Мирьям притаилась.

А дедушка ходит по комнатам и никак не догадается заглянуть за дверь.

«Я бы давно заглянула за все двери», — снова думает Мирьям.

Лоори стоит в стороне и наблюдает. И никак не поймешь, то ли ей завидно, то ли нет.

Мама ходит следом за дедушкой и повторяет:

— Понятия не имею, куда это она спряталась.

Девочке становится скучно от такой игры взрослых.

Она слегка покашливает, чтобы обратить на себя внимание.

Только после этого дедушка отводит дверь.

— Смотри-ка, где наша Мирьям! — удивляется дедушка.

«А где же я должна быть? — печально думает девочка. — Рада бы убежать отсюда. Укатила бы на телеге, запряженной белой лошадью, или умчалась бы под розовыми парусами».

— Собирайся, — приказывает отыскавшейся дочери мама.

«Дедушку я бы с собой взяла, — размышляет девочка, натягивая носки, — только на телеге и на паруснике нет места, где играть в прятки».

Дедушка с внучкой идут гулять. Дедушка выглядит важным и праздничным в своей черной шляпе, залоснившемся черном сюртуке и брюках в мелкую черно-белую полоску. Под стать ему и Мирьям, неважно, что у нее колени в ссадинах, и изодраны ноги, и челка отросла, до самых бровей доходит, — зато на ногах у нее белые носки!

Мирьям взяла дедушку за руку. В этот момент самое высшее желание ее, чтобы все окрестные ребятишки стояли по обе стороны дороги и видели их.

Чтобы все смотрели и завидовали — ни у кого нет такого дедушки! Что из того, что у Пээтера непьющий отец, что у Рийны Пилль есть розовое платье с оборками и лакированные туфельки, что Уно лучше всех бегает, а Хуго может забраться на любое дерево, — что из этого? Зато ни у кого нет такого дедушки, как у Мирьям. Тут она всех перещеголяла.

Но из окрестных ребятишек никого не видно — лишь какой-то малыш лет двух от роду возится перед домом в канаве и ковыряется палочкой в песке, — такого маленького Мирьям даже и в расчет не берет.

Когда они вышли на дорогу, ведущую к морю, Мирьям спрашивает у дедушки:

— Скажи, а маленькие люди — это, правда, те, у кого нет денег и кто не умеет говорить по-немецки?

— Да нет, — оборачиваясь, отвечает дедушка и продолжает с ласковой поучительностью: — Маленькие люди — это дети, потому что они еще не выросли большими.

У дедушки его «маленькие люди» звучат совсем по- другому, чем бабушкин «маленький человечишка». И это приводит Мирьям в замешательство.