Эмэ Бээкман - Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка [Романы]

Алла Марченко

ромой рыжий мерин остановился у развилки дороги, припал на заднюю ногу, медленно повернул голову и поверх оглобли глянул на мужчину, сидевшего в телеге и нерешительно смотревшего в сторону хутора.

— Ну что, голубчик, выдохся? — спросил мужчина.

Телега остановилась как раз промеж двух лип, которые, подобно геральдическим колоннам при въезде в родовое поместье, указывали путь к жилому дому с большими окнами. Едва мужчина тронул вожжи, как конь, покачивая головой, свернул от желтеющих лип на заросшую тропу.

Несколько последних часов тряски по однообразной лесной дороге утомили мужчину, и он даже на какое-то мгновение вздремнул. Проснулся он от грохота колес по заплатам ветхого моста. Теперь, свернув на дорогу, которая вела к хутору, мужчина стал внимательно ко всему приглядываться. Он успел заметить, что окаймлявшие дорогу кусты черной смородины протянули свои тугие ветви, словно молодые яблоньки. Рига, оставшаяся по левую руку, была настолько просторной, что вполне могла вместить в себя зимний запас сена для сравнительно большого стада коров. К тому же она была новой, крепко сбитой и стояла под добротной гонтовой крышей с прямым коньком. В конце риги, рядом с кучей торфа, лежали конные грабли.

Перед забором, окружавшим двор, мерин снова припал на ногу и остановился. Размяв затекшие от долгого сидения ноги, мужчина осторожно слез с телеги. Он так же, как и его лошадь, припадал на одну ногу, и поэтому имел обыкновение, прежде чем сделать шаг, прикинуть взглядом, куда удобнее ступить. Подойдя к лошади, он мимоходом почесал ее между глаз, перекинул вперед вожжи и привязал своего каурого у ворот. Вынув изо рта мерина удила, мужчина достал из кармана горбушку и протянул ее лошади.

Заметив на калитке ручку, мужчина усмехнулся.

Когда он подошел к колодцу, из конуры, гремя цепью, лениво вылез пес. Как ни странно, но дворовый сторож, видимо, принял его за знакомого, а может быть, он был просто доброго нрава, потому что вскоре перестал лаять.

Мужчина кинул беглый взгляд на пса, который сидел теперь перед амбаром и зевал. Незнакомец надеялся, что кто-нибудь заметит его из окна и выйдет во двор. Но вокруг было тихо. Оглядевшись, он сквозь живую изгородь из елей увидел аккуратный стог соломы и удивился, что на этом, словно бы вымершем, хуторе так далеко продвинулись осенние полевые работы.

Лицо мужчины смягчилось, впервые за долгое время он почувствовал, как на него снисходит покой. Пошарив в кармане брюк, он вытащил смятую пачку и пересчитал сигареты. Можно было бы подумать, что он ограничивает себя строгой нормой, если б этот жадный взгляд не был вызван великим голодом на табак, кто знает, как надолго еще.

Внезапно на выгоне, за которым вдоль излучины реки тянулся ольшаник, мужчина заметил старуху. Она стояла в темном платке подле белых стволов берез и мочилась, задрав высоко юбку и расставив ноги, как животное. Мужчина отвернулся, он не был настолько молод, чтобы рассмеяться или разозлиться. И все же старуха в какой-то степени испортила первое впечатление от хутора, который из-за царившего на нем образцового порядка казался сентябрьским вечером этого года даже чуть-чуть нереальным.

Мужчина пристально глядел на недокуренную сигарету. Курить больше не хотелось. Погасив сигарету, он не выбросил окурок, а засунул его обратно в измятую пачку и отправился разыскивать кого-нибудь другого из обитателей хутора — ему казалось, что со старухой, которая приближалась к дому, он поговорить не сможет.

Услышав со стороны хлева громкий голос, незнакомец, словно решив бежать от старухи, поспешно свернул на тропинку, протоптанную в зарослях ромашек. Еще не привыкнув к сумеркам, он, входя в дверь, споткнулся о навозные вилы, но, схватившись за черенок, устоял сам и не дал упасть вилам.

В проходе стояла женщина и маленькой скамейкой дубасила брыкавшуюся на привязи корову. На навозной подстилке валялся опрокинутый подойник. Мужчина хотел остановить женщину, которая столь грубо обращалась с животным, но от растерянности не смог выговорить ни слова. Женщина ругала корову на чистейшем английском языке.

— Ну? — заметив постороннего, крикнула женщина. Швырнув скамейку туда же, где лежал подойник, она вы терла руки полотенцем и подошла поближе.

— Ну? — зло выдохнула она и подбоченилась.

— Здравствуйте, — спокойно сказал мужчина. — Крестьянке следовало бы знать, что если со скотиной обращаться ласково…

— Ясно! — с раздражением прервала его женщина. — То молоко из вымени само потечет в подойник, можно рук и не прикладывать!

— Почему бы ему и не потечь. Вы, очевидно, привели вашу скотину прямиком из английской нижней палаты! — усмехнулся мужчина.

Женщина что-то пробормотала и, повернувшись спиной, направилась по проходу в дальний конец хлева. Похлопав каждую из коров по боку, она наградила тумаком бурокрасного быка, стоящего в ряду последним, и тот сердито засопел. Еще раз хлопнув быка, женщина сказала ему:

— Ну, Мадис, не отвязать ли тебя — в хлеву станет просторнее.

Бык как будто понял, согнул шею и стал ворошить ногой солому. Женщина торжествующе рассмеялась.

— Хожу с ним иногда погулять, — объявила она. — Мадис у меня как пес. Отличный злой бык, никто и близко не подойдет. Не так давно волостное начальство приезжало проверить количество скота, ну, я улучила момент, когда господа рылись в портфеле, и выпустила Мадиса. Мужчины, словно высевки, полетели через забор, какой-то негодяй сломал жердь. Что поделаешь, недосуг им тренироваться в прыжках, изо дня в день разъезжают да вынюхивают. Считают, что раз все граждане записаны в церковную книгу, так пусть будет записана и вся скотина. Скоро захотят получать мясо и шерсть с собак и кошек.

— Так ни с чем и ушли? — полюбопытствовал мужчина.

— Сколько можно трястись за забором? Я едва удержалась от смеха и так жалобно говорю: мой-де злой бык вырвался, что тут будешь делать. Потом коровы мычали от благодарности, а свинья хрюкала от удовольствия, что Мадис спас их от бойни.

Женщина не отошла от быка, пожалуй, она даже придвинулась поближе к ревущему животному, готовая в любую минуту спустить его с привязи.

Мужчина понял, что женщина угрожает ему, приняв, видимо, за какое-то должностное лицо. Он от души расхохотался и, больной ногой волоча за собой пучок соломы, подошел к женщине.

Она широко раскрыла глаза от удивления, когда мужчина положил руку на спину быка, погладил его против шерсти и потрогал страшное животное за рога.