Вольт Суслов - Красные облака

…Тот конверт был надписан незнакомой рукой. Конверт о папе. С самыми печальными строчками на свете: "Пал смертью храбрых…"

Следом пришло сообщение о дяде: "Пал смертью храбрых…"

Затем о другом дяде… О третьем… "Пал смертью храбрых…"

Мама уже не плакала. Просто у неё не осталось слёз.

Вот тогда Варта и написала письмо. В Смольный. В областной комитет партии. На обыкновенном тетрадном листочке, большими буквами, какими пишут все школьники, когда им только десять лет:

"Мой папочка и шесть моих дядей погибли, защищая нашу любимую Родину. Сейчас на фронте у меня дядя – моряк-автоматчик. Прошу вас на мои триста рублей, которые мне оставил папочка, уходя на фронт, купить винтовку или автомат и передать смелому моряку – дяде Сане. Пусть он отомстит за наше горе проклятому фашистскому зверю – за папочку, за дядей, за мамины слёзы".

А через несколько дней к дому № 3 на Второй линии подъехала военная машина. Моряк в чёрной командирской шинели поднялся по лестнице и постучался в одиннадцатую квартиру.

– Вы Лидия Александровна Чарухчан? – спросил он.

– Да.

– Тогда одевайте потеплее Варту – поедем.

– Куда?

– На фронт. Полевая почта тысяча девятьсот восемьдесят, часть четыреста восемьдесят один. Пусть Варта сама вручит своему дяде автомат.

Когда выехали, был уже вечер. А когда проехали маленькую речушку Северную Самарку, стало совсем темно. Только на фоне неба чёрной гребёнкой вырисовывались макушки ёлок. Иногда где-то совсем близко взлетали ракеты, слышались винтовочные выстрелы. Фронт был совсем рядом. Тот самый фронт, на который ушёл папа и семь дядей…

Варта почти не смотрела в окно. На коленях у неё лежал автомат. Тяжёлый. И совсем новенький. Варта гладила варежкой его чёрный ствол с дырочками в кожухе, гладкий приклад, диск…

Машина остановилась. Варта вышла и сначала совсем ничего не увидела. Постепенно глаза стали привыкать к темноте. Она разглядела снег, опушку леса…

Командир помог маме выйти из машины и куда-то в темноту совсем негромко скомандовал:

– Смирно!

Тут только Варта разглядела строй моряков. Их чёрные бушлаты совсем слились с темнотой.

– Товарищи краснофлотцы, – сказал командир. – Сегодня у нас праздник. Даже три праздника сразу. Сегодня годовщина нашей Красной Армии. Сегодня к нам приехала юная патриотка-ленинградка Варта Чарухчан. И сегодня мы пойдём в наступление на врага. – Он немного помолчал. – Сержант Нератисец, выйти из строя!

Высокий широкоплечий моряк сделал шаг вперёд,

И Варта тоже сделала шаг вперёд.

– Дорогой дядя Саня, – сказала она. – Возьми этот автомат и убей из него всех фашистов.

В темноте трудно было разглядеть дядю Саню, но она почувствовала, как сильные руки взяли у нее тяжёлый автомат.

– Спасибо, Варта! Я постараюсь сделать это. Будь уверена: твой автомат не будет знать пощады к врагу.

Из темноты вынырнула ещё одна фигура: моряк подошёл к командиру и что-то сказал ему.

– Встать в строй, – так же тихо приказал командир. И сержант Александр Нератисец вновь занял свое место. – На-пра-во! Шагом марш!

Строй качнулся и пошёл. Неторопливо и уверенно. Навстречу отдалённой перестрелке. На фронт. В наступление.

…Когда машина тронулась в обратный путь, выстрелы звучали уже чаще и громче. Морской батальон пошёл в атаку.

А потом о Варте написала "Ленинградская правда". И вскоре все ребята в Ленинграде, даже малыши дошколята, стали собирать деньги на винтовки и автоматы для Красной Армии. Во Фрунзенском районе собрали десять тысяч рублей.

Мы с Вовкой и Ликой тоже отнесли тридцать пять рублей в василеостровское районное жилищное управление.

И я тоже написал письмо. Написал Косте. В Арысь. Пусть и они собирают деньги на автоматы. Потому, что уж очень хотелось, чтобы война поскорее закончилась.

Два года сообщал я Косте про разные военные дела. Война кругом, о чём же ещё?

А вот в сорок четвёртом году написал про кошку.

Я тогда уже в армии служил. Добровольцем.

Отпустили меня из части домой на побывку. Всего на несколько часов, до отбоя.

Бегу я домой, тороплюсь, и вдруг – что такое? По обеим сторонам улицы стоят люди и куда-то вдоль трамвайных рельс смотрят. Только я хотел спросить, чего это они, как слышу рядом:

– Кошка!

– Глядите, кошка!

– Настоящая кошка!

И верно. Идёт между рельсами кошка. Настоящая живая кошка. Не спеша идёт, важно так вышагивает.

А на улице люди остановились и показывают на неё пальцами. Даже те, кто очень спешил, остановились. И все улыбаются. Будто не какая-нибудь тощая Мурка по булыжнику семенит, а красавец тигр шествует!

Это, наверное, потому, что все уже давно не видали кошек. А тут увидели – и обрадовались! Ещё бы! В Ленинграде после первой блокадной зимы ни одной кошки не осталось. Я даже забыл, что они и вообще-то на свете есть. И вдруг – идёт!

Конечно, людям приятно. Значит, вроде, мирная жизнь возвращается. Опять всё, как прежде, будет. И трамваи будут ходить, и кошки по крышам лазать. И никаких обстрелов, никаких бомбёжек. Хорошо!

Вот только откуда она взялась? Из эвакуации ещё никто не возвращался. Привезти, значит, никто не мог. Сама она, что ли, прорвалась через линию фронта?

С одной стороны улицы кричат:

– Кис, кис, кис!

С другой тоже:

– Кис, кис, кис!

А "кис, кис, кис" ноль внимания. Шагает куда-то и даже головы не поворачивает.

Вот об этом я и написал Косте. Но только после войны узнал я, что кошка появилась в городе совсем не случайно. Её прислали с самым кошачьим заданием: ловить мышей и крыс. А то мыши обрадовались, что во всём Ленинграде ни одной кошки нет, и пожалуйста – в магазинах их полно, на складах полно и на хлебозаводах.

Так они надоели, проклятые, что пришлось ленинградцам запрос на Большую землю посылать: "Пришлите кошек".

И ребята Вологодской, Архангельской областей наловили кошек. И послали в Ленинград. Два вагона.

Так что, если вы теперь встретите кошку во дворе, знайте: она потомок тех самых, присланных в годы войны с Большой земли. Тех, что сражались с полчищами крыс. И вообще помогали ленинградцам. Хотя бы тем, что мурлыкали и тёрлись о ноги. Совсем как в мирное время.

В школе на уроках географии мы изучали, какие бывают облака: перистые, кучевые, слоистые… В горах ещё чечевицеобразные. А я видел однажды такие облака, о которых ни в каких учебниках географии не говорится. Может быть, когда-нибудь и станут изучать их, только по другим книгам – учебникам истории.