Александр Демченко - Серебряные крылья

— Боюсь, что ничего не выйдет, сами знаете, как с квартирами. Обратитесь к замполиту.

Просьба Зацепы поставила в тупик и подполковника Будко.

— С жильем в гарнизоне пока туговато, — озадаченно сказал он. — А почему вы не хотите в гостинице жить?

— Есть причины, — глухо выдавил Зацепа.

— М-да… — Будко помолчал, раздумывая. — К Квашнину пойдете?

И он рассказал, что в квартире инженера полка Квашнина есть свободная комната. Только… О семье Квашнина, их неуживчивом характере ходили по гарнизону легенды. Жена инженера, пухлотелая, властная женщина, слыла в гарнизоне самой скандальной особой. В бытность Зацепы уже четыре семьи сбежали от нее, не ужившись в одной квартире. Даже щеголеватый, обходительный инженер полка по радио Юрьев, несмотря на титанические усилия поладить со строптивой соседкой, на третий месяц бухнулся в ноги замполиту: «Увольте, уважаемый Роман Григорьевич, а то подам рапорт на демобилизацию». Так и пустовала злополучная комнатушка в квартире, где жили нелюдимые супруги Квашнины. Подполковник Будко из принципа не разрешал им занимать ту комнату, в которой они, бездетные, кстати, и не нуждались вовсе.

— Может, все же останетесь в гостинице?

— С женой я там ни за что не останусь.

Объяснять, что после вчерашнего разговора ему не хотелось бы сталкиваться с Фричинским, Валентин не стал.

— Ну что ж, раз так, переселяйтесь в квартиру Квашниных. Кстати, я тоже зайду, давно у них не бывал.

Они поднялись на второй этаж, долго стучали в дверь, наконец на их стук вышла могучего сложения женщина в сарафане, с оголенными руками, которые и скрестила на пышной груди, точно приготовилась насмерть защищать свой дом.

— Вам кого? — Стояла она, как монумент, загородив своей необъятной фигурой вход в квартиру.

— Вы бы вначале пригласили войти, — сухо сказал Будко.

— Входите, — недобро протянула она. — Вам по штатной должности полагается.

— А если бы по штатной должности не полагалось, то не пустили бы?

— Квартира — не проходной двор.

— Познакомьтесь, ваш новый сосед, — представил подполковник Зацепу. — Прошу любить и жаловать.

Только теперь грозная хозяйка удостоила летчика своим вниманием. Она бесцеремонно разглядывала новоявленного соседа по квартире и кривила в усмешке губы.

Зацепа вошел в комнату, за ним, как тень, последовала хозяйка. Замполит торопливо и, казалось, с облегчением удалился прочь. Зацепа растерянно оглядел грязные обшарпанные стены, неровные половицы, между которыми зияли щели чуть ли не в палец шириной.

На кухне тоже был беспорядок. На столе — гора немытой посуды, остатки еды. Через всю кухню крест-накрест на веревке висели простыни, наволочки, женское белье.

— Вы холостяк? — поинтересовалась соседка.

— Угу, — угрюмо отозвался Зацепа, занятый невеселыми мыслями.

— Не везет мне, — вздохнула женщина-монумент и подбоченилась: — Давайте сразу условимся. Домой являться не позже десяти часов вечера, женщин и друзей не водить. В комнате не шуметь — стены тонкие, все слышно. Полы на кухне и в коридоре мыть по неделям. Что еще? Да, без спросу на кухне ничего не брать. Ясно? Вот такие мои условия.

«За два года четверых выжила. Пятый на очереди я», — горестно подумал Зацепа.

— Мне все ясно. А теперь слушайте меня. Во-первых, домой я буду возвращаться, когда захочу, во-вторых, женщины и друзья будут ко мне валом валить, а музыка — греметь до одиннадцати. И еще… я терпеть не могу, когда на кухне сушат женское белье! — одним духом выпалил он.

В штабе его разыскал Будко и пытливо заглянул в глаза:

— Ну и как?

— Лекцию о правилах социалистического общежития прочла.

— Она всем читает, не вы первый.

— Я ей тоже кое-что высказал о повадках холостяка, — улыбнулся Зацепа.

— Ну и молодец! — просиял замполит. — С такими так и надо!..

Не успел подполковник Будко зайти в партком, как туда вбежала запыхавшаяся Квашнина, грузно опустилась на стул и тяжело выдохнула:

— Роман Григорьевич, я к вам!

Секретарь парткома, он же начальник метеостанции, майор Назаренко, что-то писавший в тетради, насторожился: он-то хорошо знал эту гром-бабу.

— У меня к вам конфиденциальный разговор. — Она выжидательно уставилась на секретаря.

— Пожалуйста, я удаляюсь. — Назаренко неслышно вышел из кабинета.

— Я слушаю вас, — сухо сказал Будко.

— Кого вы ко мне подселили? — крикнула женщина.

— У меня отличный слух, — заметил подполковник.

— Я всегда так говорю, — Квашнина все же понизила голос. — Что за человека вы мне прислали в соседи?

— Старшего лейтенанта Зацепу.

— Зацепу? — Она выкатила глаза. — Это тот самый хулиган?

— Почему хулиган? Подбирайте выражения, — мягко предупредил ее Будко. — Он хороший офицер.

— И это говорите вы, замполит? Теперь я понимаю, почему он такой разбойник. Ему, оказывается, попустительствуют. Он и генерала оскорбил, и десять суточек отсидел…

— Вы, я вижу, неплохо осведомлены.

— Муж меня держит в курсе всех новостей, у нас с ним секретов не бывает, — с достоинством изрекла Квашнина.

— Что ж, придется вашего мужа на парткомиссию вызвать и пояснить ему разницу между домашними и служебными разговорами.

Квашнина прикусила язык.

— Так что Зацепа?

— Как — что! — опять взвинтилась она. — Знаете, что он наговорил мне, когда вы ушли? Этот грубиян и нахал собирается устроить в моей квартире настоящий бардак. Да, да, вы не ослышались! К нему будут приходить разные там дружки, и это у меня под боком! Нет, вы только подумайте! — Она вскочила со стула. — Но я этого не допущу. Не до-пу-щу!..

— Успокойтесь, Раиса Митрофановна, — с улыбкой проговорил Будко. — Никто в вашей квартире не собирается устраивать бар… безобразий. У Зацепы есть жена, он на днях привезет ее.

Квашнина остолбенела.

— Он женат? Вы не шутите? Ах, шельмец он этакий! Надул! Прикинулся холостячком. Ну, ничего, ничего, я им устрою медовый месяц! — И, не простившись, гордой, победной поступью она вышла из кабинета.

Остерегаясь мести мужа, Любаша жила одиноко, добровольно заточив себя в стенах отцовского дома. На уговоры Валентина переехать в гарнизон она отвечала неизменной шуткой: «Успеется, какие наши годы!» И Зацепа начинал всерьез беспокоиться, не выкинет ли Любаша какую-нибудь штуку.

В доме Григория Никитовича Зацепа стал своим человеком. Мария Петровна, едва он появлялся, начинала суетиться, готовить на стол, а Григорий Никитович откладывал домашние дела и заводил с ним длинные разговоры о самолетах, о хозяйстве, о политике. Преображалась и сама Любаша. Ее лицо так и светилось нескрываемой радостью. Потом, как обычно, у родителей находились какие-то неотложные дела, и Зацепа приступал к уговорам.