Александр Демченко - Серебряные крылья

Грянул смех.

В общем гомоне никто не обращал внимания на телефон, который буквально раскалывался от звонков.

— Да послушайте, кто там ближе! — не вытерпел Зацепа.

Трубку взял Волков.

— Да, слушаю, товарищ полковник, — лицо командира звена посуровело. — Так точно, передам! — И, положив трубку, торжественно объявил: — Командир полка приказал всем занимать готовность согласно боевому расчету. Вылетаем домой!

…Ночью, лежа в постели, слушал Валентин взволнованный рассказ Любаши о неожиданном Тимкином визите, слушал и закипал злостью, а когда Любаша рассказала, как ловко спровадила его Квашничиха, чуть не взорвался от смеха.

— Ай да молодец Митрофановна! — И, уже отсмеявшись, тихо добавил: — А Тимке это дело так не пройдет.

Любаша прижалась к нему, умоляюще зашептала:

— Обещай мне, Валек, ты ничего не сделаешь. Не надо шума поднимать, прошу тебя.

— Ну ладно, успокойся, успокойся…

— Милый, я хочу жить только для тебя, для нашей любви, для нашего сына. Скажи, веришь мне?

…На следующий день после полкового построения начальник штаба скомандовал:

— Офицерский состав, направо! Шагом марш! — И, приплясывая от холода перед строем, пояснил: — Направляющие, курс к гарнизонному клубу!

После вчерашнего ветреного дня со снежными зарядами морозец нажимал основательно, колючий и злой. Над крышами вертикально тянулись из труб белые столбики дыма. Гарнизон походил на эскадру кораблей, плывущих в сумрачном тумане.

Длинный, одноэтажный деревянный дом, именуемый довольно громко гарнизонным офицерским клубом, втянул в себя серую, в шинелях, озябшую массу людей. Топая и подталкивая друг друга, чтобы согреться, офицеры проходили в зал, усаживались, хлопали сиденьями кресел. Запоздало разжигали печки технички.

Подполковник Дроздов прохаживался вдоль передних рядов, ежился, потирал руки, приговаривая с улыбочкой: «Холод — не тетка». Остановился у трибуны, озорно подмигнул:

— Что? Может, разденемся?

— Не-ет, — дружно, как один, отозвались все.

— Сразу видать — сибиряки!

Бирюлин прошел к трибуне хмурый, сосредоточенный, молча стал раскладывать бумаги. По его виду можно было угадать, что разговор предстоит недобрый и кое-кому сегодня не поздоровится.

Зацепа поежился от невеселых предчувствий. Собственно, он-то при чем, если вся эскадрилья села в калошу! Ни одна пара не смогла отыскать «неприятельского» аэродрома, кроме самого комэска и Волкова. «Представляю себе самочувствие Митрохина», — подумал Зацепа.

— Товарищи офицеры! — раздалась команда.

Вместе с другими он вскочил и увидел генерала Барвинского. Командир полка отдал рапорт:

— Товарищ генерал, офицерский состав по случаю разбора тревоги по вашему приказанию собран! Разрешите начинать?

— Да, пожалуйста.

Бирюлин обхватил руками трибуну, сутулясь, минуту-другую смотрел в свои бумаги и наконец поднял голову. Все замерли. Когда Бирюлин негодует, то становится до необычайности ласков и учтив, — это знали в полку все. В такие минуты ухо держи востро, можно нарваться…

— Позвольте, товарищи, высказать мне ряд соображений относительно тревоги, проведенной вчера командованием, — начал Бирюлин спокойным, мягким голосом.

Зал настороженно затих. Только слышно было, как потрескивают в печах дрова.

Бирюлин говорил о жестких нормативах, в которые сумел-таки уложиться полк, заняв первую готовность в положенные сроки; о том, что это большое достижение всего коллектива, что личный состав действовал слаженно и уверенно. Он многих хвалил, не скупясь на эпитеты, но все, как дважды два, понимали, что не это главное, ради чего их собрали здесь, в нетопленном клубе, и что вся тяжесть умышленно переносится на вторую, главную часть разговора.

Барвинский, сидя в переднем ряду, демонстративно взглянул на часы, но не перебивал. Рядом с ним, крепким, черноглазым, сидели высокий худой генерал в золоченых очках на бледном лице и какие-то еще два подполковника.

Бирюлин, казалось, не обратил внимания на нетерпеливый жест Барвинского, однако пришпорил конька, и наконец наступило главное…

— А теперь о недостатках… — голос командира полка зазвенел на высокой ноте. — Вчера по тревоге полк поставленную задачу не выполнил. — Бирюлин в сердцах оттолкнул трибуну. — Как же это случилось, товарищи?

Он стоял с обнаженной головой перед своими летчиками, техниками, офицерами из батальона обслуживания, перед теми, для которых его слово — закон и которые так подвели его, командира полка…

— Как это случилось? Почему так отлично и организованно начатое дело провалилось в самый ответственный момент? — Он перевел дыхание. — Ответ тут один: летчики третьей эскадрильи не обучены полетам на малой высоте…

Барвинский привстал, обернулся в зал, кого-то выискивая взглядом:

— А что, разве Митрохин не присутствует на собрании?

Митрохин поднялся. Генерал внимательно посмотрел на командира эскадрильи:

— Какой налет на малых высотах за год?

— Двести часов.

— Выходит, митрохинцы впереди всех шагают? — Генерал поднялся на сцену и заходил возле трибуны. — Ну и хитрый же ты, командир полка, для действий с малых высот выделил самых опытных! А опытные-то с задачей и не справились. Митрохинцы должны были блокировать аэродром «противника», незаметно для него подкрасться и не позволить взлететь ни одному вражескому истребителю. Но локаторы «противника» обнаружили их, раскрыли секрет. Самолеты беспрепятственно взлетели и не дали двум другим эскадрильям действовать над полем боя. Командир полка! — Барвинский резко повернулся к Бирюлину. — У вас еще что-нибудь есть сказать?

— Только в частном порядке.

— Тогда продолжу я. Так вот, ваш полк переучивался на новую технику. Справедливости ради я должен сказать: такого успешного решения задачи мы не ожидали. Вы овладели сверхзвуковым истребителем-бомбардировщиком в крайне сжатые сроки. Правда, не без нашей помощи. С вас было снято на время боевое дежурство. Летайте себе на здоровье! А вчера мы столкнулись с настораживающим фактом: летать-то вы научились, но не на малой высоте. Мы сделаем из этого определенные выводы. Но это… — генерал слегка улыбнулся, — как заявил командир полка, в частном порядке… Сейчас я хочу сказать, что перед вами ставится сложная задача: овладеть новыми тактическими приемами. Это бомбометание в стрельба по наземным целям с малых высот, с использованием сложных видов маневра — кабрирования, полупетли, боевых разворотов…

Зацепа при этих словах просиял.

— Когда-то, — продолжал генерал, — пилотаж на малых высотах, особенно сложный, считался воздушным хулиганством. Теперь, как это ни парадоксально, мы в некотором роде узакониваем такое хулиганство. Дело в том, что тактика изменилась. Помню, во время Отечественной войны мы старались забраться повыше: спокойнее, никакая зенитка тебя не достанет. Теперь же от ракет и радаров единственное спасение летать пониже да побыстрее, а, обнаружив цель, атаковать с ходу. Тут, братцы вы мои, надобно особое искусство, очень острая реакция. По своим данным ваш самолет обладает отличными маневренными характеристиками. Мы должны пользоваться этим обстоятельством в полной мере. Готовьтесь к новым этапам, товарищи!