Николай Москвин - Конец старой школы

Главное, легкое, невесомое, игрушечное — и пальто, и шапочка, и галоши.

Да, и галоши. У Филимона точно: четвертый класс — седьмой номер галош; пятый — восьмой; шестой — девятый; седьмой — десятый. И даже отдельно наперечет — Филимон помнит, у кого — громоздкие и внушительные: одиннадцатый и двенадцатый номер. Но и седьмой и двенадцатый — это отчетливое, весомое, с широким грязным следом на белых кафелях вестибюля.

У Елисея же — легкие, узкие резиновые лодочки или выгнутые, как маленькие копытца, с высокими каблуками. И в самую отчаянную грязь на кафелях незаметные следы-пятнышки. (При входе лежит войлок — седьмой и двенадцатый, по-мужски, мимо, через войлок, не останавливаясь). А выгнутые копытца оставляют на кафелях просто какие-то точки, будто вернулась с мокрой улицы осторожная такса.

У «девчонкиного» Елисея — неопределенность.

Так начался 1918/19 учебный год.

Где-то там, в кварталах городских улиц, тайно, замкнувшись, жили женские гимназии.

…На вечерних тротуарах Киевской звонкие каблучки. На вечерних тротуарах пугливые стайки, спешащие, взвизгивающие. Стайки дружно подлетали к огненному стеклу витрин и, тараторя, упивались всем: платьями, шляпами, жакетами, перчатками, зонтиками. И зонтиками: и теми, что легкие и нежные, как летящие семена одуванчиков, и теми тяжелыми старушечьими зонтиками, которыми можно отогнать злого пса от черных, древних юбок.

Стайки взлетали с витрины и пропадали в вечере.

…Но теперь наступило странное, удивительное время. Стайки эти, видимые ранее издали, сейчас — в Реальном училище: в вестибюле, в коридоре, за партами. Между серых рубашек бывших реалистов — коричневые платья, косы, прически с первыми шпильками.

Рубашечные занимают левые ряды парт, платья — правые. В середине — смесь.

У серых — отчаянная серьезность и строгость. Но целы все пуговицы, жестко, до тесноты, стянут кушак, приглажены волосы.

У коричневых — равнодушие и умная озабоченность. Головы прочь в сторону — «Не думайте, пожалуйста…».

Вырыпаев над журналом шевелит, жует губами. И вдруг громко, словно поражаясь:

— Шувалова Надежда!

От стен отскакивает удивленное эхо:

…ва Надежда!

Впервые в классе Реального училища:

…ва Надежда !..

В перемену реалисты быстро, хлопотливо снуют вдоль стен; гимназистки стайками движутся по коридору, равнодушные, будто и нет никого, кроме них, будто гимназия женская.

Только у аквариума на одну и ту же рыбу смотрят вместе. Глупая молчаливая рыба соединяет и серое и коричневое. Серые могли бы не смотреть: рыбы те же, перевиденные, но стоят реалисты около аквариума.

У Умялова началось с аквариума. У него великолепная прическа: тонкая белая стежка от середины лба идет назад, вправо и влево — лаково-блестящие волосы. Бачки у висков четки, как бы вырезаны из черного картона.

Рослый Умялов стоит наклонив голову. Правая нога в пепельной гетре становится то на носок, то на каблук — кокетничает.

— Почему вы думаете, что это сом?

— Ну, еще бы, — взлетают кудряшки, и губы в трубочку, радостно. — Ведь у него же усы-ы!..

— А если бы у меня были усы, — правая нога пошевелила носком, — значит, я тоже сом?!

Вспугнутая смехом рыба подбирает усы и ползет по песочному дну.

— Какой вы смешливый, ужасно! К вам бы усы не пошли… А это что?

— Это… рыба… Значит, усы плохо?

— Не плохо, а не пошли бы… Конечно, рыба, но какая? Смотрите, четыре хвоста!

— Это вуалехвост… К вам идет этот кружевной воротничок… Вы в какой группе, кто у вас по истории?

— Вы всем это говорите? — Пальцы неприметно по воротнику. — Смотрите, опять сом!..

— Нет, только вам… Значит, — приближаясь к коричневому, к кружевному, — вы окончательно решили, что это сом?!

— Ну конечно, — близко-близко к стеклу аквариума. — У него же усы-ы!!

Началось с аквариума…

2 сентября (20 авг. нов. стиля)

Начался 1918/19 учебный год. Новый и последний год. И какой год! Такого еще не было ни у кого: будем теперь всегда учиться вместе с… девчонками!

Но для нас это последний год. Уже большие. Мне скоро восемнадцать лет, а Кленовский говорит, что уже брился летом, но, наверное, врет, так как сейчас ничего не заметно. Телегин тоже говорит (когда я ему сказал про Кленовского), что отец собирается ему подарить старую бритву. Что он с ней будет делать? Карандаши чинить! Но все же мы самые старшие — седьмой класс. Впрочем, это по-старому, теперь нет седьмого класса, а есть 4-я группа. И Реального училища нет, а есть «3-я Единая Советская Трудовая Школа II ступени» . Очень длинное название. Это плохо. Раньше коротко «Реальное» или даже «Реалка». Но не в этом дело. Новостей, новостей сколько!

В прошлом году поговаривали, что нас сольют с Елизаветинской женской гимназией. Мы не верили, хотя ждали, что получится. Интересно! Но конец прошлого года почти что не учились: то дров нет, то тиф. Месяц занимались, а там уж летние каникулы. Так и не дождались женской гимназии.

Теперь школа единая, то есть для обоего пола, а главное, теперь нет ни реальных, ни гимназий, ни церковно-приходских, ни городских училищ — все называются школой («единой»). Но, конечно, к нам в Реальное, то есть в 3-ю школу, из церковно-приходского, не приняли. А сделали так: начиная от четвертого класса и выше — это школа II ступени, а от четвертого класса и ниже — это школа I ступени. В эту школу и попали городские, приходские и прочие. Когда они ее кончат, могут перебраться в школу II ступени. Никому не обидно. Наша 3-я школа образовалась из четырех старших классов бывшего Реального училища и этих же классов Елизаветинской женской гимназии.

И вот гимназистки! Это раньше. Теперь «девочки» или «девчонки». Их так много, что всех сразу не увидишь, и каждый день все новых встречаешь в коридорах.

Вообще как-то чудно, смешно, странно и приятно, что они здесь. В перемены все ходят отдельно: «мальчики» (хороши «мальчики», если бритва!) — отдельно, а «девочки» (хороши тоже и «девочки» — у некоторых из бывших семиклассниц прически со шпильками, пышные и вообще вид такой!..) — тоже отдельно. Будто Реальное само по себе, а Елизаветинская сама по себе. Как вода с маслом не смешивается. Но это, конечно, от робости: стесняются. Что дальше будет — неизвестно. На уроках все до одного присутствуют. Еще бы! Такие дни и пропускать!..

Кроме этого новости по курсу.

Во-первых, новые программы. С шестого класса (то есть с 3-й группы) будут два уклона — гуманитарный и технический. «Гуманисты» будут налегать на историю, на общественные формы, на русскую литературу, психологию и прочее. А «техники» — на физику, математику, химию, черчение и так далее. Новые программы мы еще сами не читали, но сразу стало известно, что о законе божьем ни в гуманитарном, ни в техническом уклонах ничего нет. Ни обязательно, ни для желающих — никак нет . Прощай, Епифанов и желтый батюшка.