Алексей Малышев - Повесть о таежном следопыте

Общественность помогла Капланову вернуться к своим прямым задачам и продолжать научную работу.

Исследования на Демьянке позволили Капланову изучить биологию и численность лосей в бассейнах Оби и Иртыша. В одном из научных сборников появилась его статья на эту тему.

Первые исследователи природы Дальнего Востока писали с удивлением и восхищением: «Соболь здесь встречается с тигром, а виноград обвивается вокруг ели».

Приехав в Приморье, Капланов убедился, что в этом крае натуралист встречает десятки и сотни биологических загадок.

В самом деле, как могло быть, чтобы рядом с лосем, северным оленем, соболем жил и пятнистый олень, недалеко от белой куропатки обитал фазан, среди аянских елей, возле голубицы, поднимались южные лианы и произрастал легендарный женьшень?

В окрестностях Шаньдуйских озер росли и боры-кедрачи, и лиственничники, и пихтово-еловые леса.

В кедрачах, с подлеском из лиственных пород, можно было видеть чертов перец, актинидию, спирею, леспедецу и много других представителей южной маньчжурской флоры. Сюда летом порой откочевывали изюбры, а осенью — медведи, кабаны и белки.

На южных склонах, где в кедрачи вкрапливался монгольский дуб, раньше, в зиму, по словам старых охотников, держалось даже стадо пятнистых оленей.

В районе озер встречались и боры без подлеска, нога здесь утопала во мхах и лишайниках. Корейские кедры стояли один к одному, как на подбор, словно свечи, высокие и стройные, с красивой голубоватой хвоей. Копытным, кроме кабарги да кабана, заходящего сюда осенью, делать тут было нечего.

Леса, где среди старых толстых кедров нередко попадались стройные лиственницы и аянские ели, служили переходом к темнохвойной тайге. В этих кедрачах держалась кабарга.

К озерам с одной стороны подходили лиственничники, росшие на болотах, с багульником в подлеске. Здесь было много мха, куртинами росла брусника.

С другой стороны цепочки озер окружали всегда сумеречные пихтово-еловые леса; в них обитали соболь и кабарга. Стволы деревьев покрывались мхом, ветви были опутаны лишайниками. Это уже настоящее царство северной, так называемой охотской, флоры и фауны.

Чем выше взбирались по склонам гор ельники, тем чаще можно было встретить в них каменную березу и лиственницу. На каменистых россыпях поднимались горные лиственничники, а у вершин сопок — чистые каменные березняки. Между искривленными корявыми деревьями с раскидистыми ажурными кронами виднелись обширные поляны с обилием высоких трав. Здесь летом спасались от мошки и комаров изюбры и лоси.

Горные озера, похожие на голубые чаши, лежали среди застывших потоков базальта, некогда извергнутых вулканами.

Из семи озер одно было крупнее других, оно называлось Большим Царским озером. В период дождей озера вдруг усыхали так, что на дне их можно было даже косить траву и по грязи бродили звери. А во время засухи Большое Царское озеро неожиданно порой разливалось метров на триста в окружности. Здесь не удавалось уловить какую-то закономерность. У озер, вероятно, имелся подземный сток. Тут были свои загадки, которые еще ждали исследователей.

У Шаньдуйского ключа, километрах в двух от Большого Царского озера, среди кедрачей Капланов с помощью лесников заповедника построил себе избушку и приступил к наблюдениям над лосями.

Уссурийский лось в малопроходимых таежных дебрях мог быть хорошим транспортным животным. Однако, несмотря на то, что этот сохатый по происхождению близко стоял к своему крупному американскому собрату и гигантскому колымскому лосю, он в Сихотэ-Алиньской тайге под влиянием каких-то неблагоприятных причин измельчал. Надо было выяснить, что угнетало уссурийского лося, а для этого прежде всего изучить его зимние и летние пастбища.

Лось в поисках лучших условий широко кочевал по территории заповедника. Эти передвижения были регулярными. Летом он большей частью уходил на восточные склоны, спускаясь до самого побережья, а в конце сентября откочевывал за перевал, в верховья рек Нанцы, Бейцы и Арму. Там до середины февраля он обычно держался на гарях, которые зарастали осинником и березняком.

В полукилометре от избушки, в распадке, заросшем ельником, среди светло-серой глины пробивались мелкие источники с солоноватой водой. Сюда звери приходили пить воду и лизать глину.

Чтобы удобнее было вести за ними наблюдения, Капланов в двадцати метрах от солонца устроил себе лабаз — небольшой высокий помост между стволами деревьев.

На лабаз с биноклем, фотоаппаратом и дневником он забирался обычно с вечера. В сумерках на солонце появлялись звери.

Было начало сентября. Уже трубили изюбры. У лосей шел гон — в тайге слышались их протяжные стоны.

Утром на солонцы часто ложился туман, который рассеивался лишь часам к десяти утра.

Сидеть на лабазе всю ночь без движения было трудно. Да и ночи становились все холоднее. Но Капланов долгими часами не покидал своего поста.

Порой лоси проходили под самым лабазом. Если утром тумана не было, ему удавалось сфотографировать зверей. Порою он видел на солонце изюбров и лосей вместе, когда они лизали глину, в десятке метров друг от друга.

В поведении зверей можно было наблюдать много интересного. Вот молодая светлой окраски самка приблизилась к угольно-черному лосю, но старая серая лосиха ревниво отогнала ее прочь. Бык ласково облизал своей подруге морду и довольно оттопырил губы. Он тихо застонал, лосиха ему протяжно ответила. Продолжая стонать, лось неотступно ходил за ней, а потом они вместе скрылись в чаще.

В другой раз к солонцу подошли две лосихи. Они рядом мирно сосали солоноватую воду. Вблизи показался самец.

Лосихи внезапно начали драку. Они поднялись на дыбы и стали ударять друг друга копытами. Наконец, одна из них уступила и поспешно скрылась в чаще леса.

Прилетели два ворона, сели на грязь и тоже стали пить солоноватую воду.

По ночам на солонце часто крякали утки.

На рассвете и по вечерам в сопках перекликались изюбры. Капланов различал их голоса: вот басовито и уверенно проревел старый рогач, ему на высокой ноте несмело ответил из дальнего распадка молодой самец.

В ночной тишине доносились крики изюбров даже из-за перевала, с Колумбэ.

Листья в лесу желтели. Капланов много ходил по тайге, «тропил» лосей, изучал их образ жизни. Но не шла у него из головы мысль о тиграх. Он подробно обдумывал маршруты, которые намечал пройти зимой, чтобы отыскать в тайге тигров.

Судьба тигров все больше тревожила его. Тигров полностью истребили и в Средней Азии, и в Закавказье, и здесь сохранилось лишь два-три десятка зверей. На Дальнем Востоке они были на грани полного уничтожения. В начале столетия, во время экспедиций Арсеньева, тигры еще встречались по обоим склонам горного хребта. Когда кабаны, за которыми они охотились, оказались загнанными в еловые массивы главного Сихотэ-Алиня, где зимой было много снега и мало кормов, тигры последовали за ними, но сами попали здесь в очень тяжелые условия. В зиму 1914 года, особенно обильную снегами, вымерла большая часть кабаньих стад. Старые охотники вспоминали, что тигры тогда сильно голодали. На следующий год число этих хищников резко упало.