Зигмунд Скуиньш - Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

— Вы занимаетесь ювелирным делом?

— Вряд ли, — благодушно рассмеялась Агрита.

— Нет, она в самом деле специалистка. Ну покажи Калвису, что такое «поцелуйчик». Только, прошу, в пределах нормы. Ведь он у нас еще невинный.

— Ой, пожалуйста, без старомодных терминов, — сказала Агрита Рандольфу, при этом глядя на меня. Как мне подумалось, с немалым удивлением.

Агрита производила довольно странное впечатление. Все в ней казалось не в меру ярким. Начать хотя бы с коротко остриженной под мальчика взлохмаченной головки, — один локон фиолетовый, другой желтый, третий синевато-зеленый. Спортивная куртка ярко-красная, брюки ярко-зеленые. Лицо расцвечено всякого рода косметикой, совсем как у индейца. И в то же время веяло от нее какой-то простотой. Туповатый носик вертелся из стороны в сторону в неуемном любопытстве. Зубы, когда смеялась, блистали такой ослепительной белизной, будто она только и делала, что грызла яблоки.

— С фактами надо считаться, — не унимался Рандольф.

— Если это тебя интересует, — Зелма, как всегда, легко подстроилась к разговору, — учти, я тоже невинна.

— Калвис, как по-твоему, Агрита похожа на работницу, отлежавшую смену на станке?

Меня коробило от таких разговоров, но я не знал, как прервать ерничанье Рандольфа.

— Пожалуйста, не пугай его, — мягко попросила Агрита.

И как-то очень естественно, по-дружески чмокнула меня в одну щеку, потом в другую. После чего весело и, словно извиняясь, обратилась к Зелме:

— С женщинами я не целуюсь.

— Куда едете? — спросил я Рандольфа.

— В направлении Валмиеры. Один человечек давно зазывает покататься на планере. Но требуется летная погода. Как вам кажется, сегодня она летная?

— Погода отличная, только бы хмуру разогнать. — Агрита во всем находила причину для смеха.

— Не хмуру, а хмарь.

— Нет, милый, именно хмуру. Это из словаря моей бабушки.

— Твоя бабушка ничего не смыслит в лексикологии.

— Зато она разбирается в метеорологии. У нее ревматизм.

— Знаете что, — решила Зелма, — мы едем с вами.

— Ну что же… — Рандольф лениво шарил по карманам в поисках ключей. — При полной нагрузке «Денатурат» более устойчив на дороге.

— Но вам придется сделать небольшой крюк.

— Это куда еще?

— Поедем — увидите. Согласны?

Рандольф что-то проворчал. На восторженное согласие это мало походило. Но Зелма уже давала указания, как ехать.

Километров через двадцать пять Рандольф стал нервничать.

— Еще далеко? Мне бы все же хотелось знать. Жидкость в баке пригодится на обратную дорогу.

— Рандольф, не мелочись, — упрекнула Зелма.

— Бензин есть в каждом крестьянском доме, — радостно пояснила Агрита. — Это вам не молоко.

Цели поездки Зелма не раскрыла, а только подавала команды: прямо, налево, направо. Еще километров через двадцать она призналась, что, очевидно, слишком круто отложили диагональ, но, похоже, «где-то тут поблизости».

Она попросила остановиться и пошла поговорить с почтальоншей. Я собирался тоже выйти, но она не разрешила.

Рандольф прикурил сигарету. Так и казалось, не от дыма он давится, а от злости. Зелма вернулась, расплывшись в улыбке.

— Милые вы мои, какая божественная экскурсия!

— Садись, садись, pudrete саса.

— Говори понятно.

— Довольно. Разворачиваемся.

— Это несерьезно, — не сдавалась Зелма, — мы почти у цели. Всего четыре километра.

— И нас там ждут?

— Там? — Голос Зелмы не поднялся и на шестнадцатую долю такта. Это и произвело эффект. — Вполне возможно. Эмбрикис собственной персоной.

Рандольф выключил мотор.

— Ну, знаете… Ни под каким видом. Да Эмбрикис на порог нас не пустит.

Улыбчивая рожица Агриты застыла маской удивления:

— Вы знакомы с Илмаром Эмбрикисом? С ума сойти! Держите меня, я падаю!

— Мы преотлично погостим у него, он будет нам очень рад. Остальное предоставьте мне. Рандольф, ты уже пришел в себя?

Сейчас я пытаюсь как можно точнее реставрировать свои тогдашние чувства. Оказывается, это не так просто. В отличие от других я совершенно точно знал, что с Эмбрикисом Зелма не знакома. Стало быть, отпадала возможность предварительного сговора, приглашения. Зелма попросту блефовала. Но потому-то ее поведение поразило меня. По правде сказать, я опасался, что подозрения Рандольфа вполне обоснованны, но вместе с тем и восхищался той смелостью, легкостью, уверенностью, с которыми Зелма проводила в жизнь неожиданно явившуюся мысль. Я бы на такое ни за что не решился.

— Так что, поехали? — Зелма обвела нас торжествующим взглядом голубых глаз.

Я шевельнулся на своем сиденье и как бы невзначай коснулся ее руки:

— Поехали!

Разговор оборвался. Все насторожились. Взгляд ловил мельчайшую подробность придорожья и окрестностей. Это была уж не просто дорога, но дорога, ведущая к дому Эмбрикиса. К дому, о котором каждый из нас кое-что знал и все же не знал ничего. В памяти промелькнули кадры кинохроники, разрозненные факты, почерпнутые из прессы и легенд. Да, где-то здесь он жил и работал. Не так, как другие. Изящно отколовшись от толпы. Укрывшись в глуши, первозданности, одиночестве. В виде компенсации за неудобства и отшельничество получая лишь одному ему известные, но, должно быть, бесспорные ценности. В любом случае популярность Эмбрикиса была постоянной и прочной. Его произведения пользовались необычайным признанием.

С высоты во все стороны распахнулись дымчато-синие дали. Навряд ли в Латвии отыщется еще такое место, где горизонт дает пейзажу подобный простор. Невидимая сила приподняла меня и держала в подвешенном состоянии примерно на палец поверх сиденья.

— Смотрите, дым столбом над крышами, — сказал я. — Помнится, у кого-то есть такая картина.

— Дуб с отсеченной молнией макушкой, за ним сарай, ол-ля-ля, мы на верном пути! Справа должен быть хутор «Вецровьи»!

— Ну и приключение! — восторгалась Агрита.

— Дорогу-то как изъездили, можно подумать, лес рубят, бревна вывозят, — лишь Рандольф проявлял недовольство.

Древние срубы поражали своими размерами. Объехав ригу, — ее крутая крыша из дранки спускалась чуть ли не до наметанных ветром сугробов, — мы очутились во дворе. Перед домом стояли четыре автомобиля, в их числе электропередвижка киностудии. Суетились люди. Перетаскивали ящики. Настраивали прожекторы. Тянули провода.

Не зная, как быть, Рандольф остановил «Жигули» на почтительном расстоянии. Однако нас заметили, к нам бежал грузный дядя в латаной дубленке с кинокамерой «Конвас» наперевес.

— Развернитесь! Развернитесь и въезжайте еще раз! — кричал он. — Только сделайте побольше круг. Остановитесь у двери дома. Постойте, не сразу. Эй, Пичем, чего канителишься, врубай боковой свет! Хорошо, начинайте! Пошел!