Зигмунд Скуиньш - Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

Мне захотелось включить телевизор. Без промедлений. Как будто Янис Заринь поспешит влезть в кинескоп, чтобы я поглядел на него, теперь уже с родственных позиций. Забавно оказаться сыном давно известного тебе человека. И почему именно он, а не другой? Тут принцип лотереи, напрасно искать смысла и логики. Дети «вытягивают» своих родителей. Одному выпадают отличные гены, прекрасная наследственность, другому — малоценная биологическая модель с прицепом всяких недостатков.

Разумеется, Янис Заринь — это не Мешкун, не Ледынь, не Вульфсон, однако его передачам нельзя отказать в привлекательности. У него своеобразная манера говорить, этак вопросительно поглядывая на зрителя широко раскрытыми глазами, причем сам весь прямо-таки светится. Слова из него сыплются торопливо и восторженно. Так и кажется, сейчас он хлопнет по плечу своего собеседника, подмигнет ему: такие, значит, дела, дружище, смекаешь?

Есть между нами внешнее сходство? Навряд ли. А впрочем, как знать. Тяжеловесами не рождаются. В девятнадцать лет все стройны и гибки. Пока же таких, как я, из него можно выкроить пару. К сожалению, моя фантазия слишком убога, чтобы вообразить свою макушку с пустынным Заполярьем.

К середине недели я перебрал различные планы действия и в результате решил с Янисом Заринем встретиться. По правде, такая мысль явилась сразу, но потребовалось время, чтобы с нею свыкнуться и, так сказать, морально подготовиться. Уж такова моя натура: ни за какое дело не возьмусь, пока не созрею внутренне. Прекрасно понимаю спортсменов-штангистов, когда они, прежде чем взяться за штангу, переминаются с ноги на ногу, глотают слюну, собираются с духом.

Раскрыл телефонную книгу на букву «З» и принялся обзванивать по порядку всех Зариней Я. С седьмого захода ответила женщина неопределенного, судя по голосу, возраста (слышимость была скверная).

— Скажите, пожалуйста, это квартира комментатора Яниса Зариня?

— Что вы хотите? Квартира моя.

— Скажите, пожалуйста, в вашей квартире проживает комментатор…

— Пора бы прекратить эти пьяные шутки.

— Прошу извинить. Я не шучу и алкогольные напитки потребляю крайне редко. Когда можно надеяться застать Яниса За…

— Кто говорит?

— Сын…

Голос сделался уступчивей, но ни в коей мере не любезней.

— Звоните в десять вечера, не раньше.

В десять опять позвонил. Извинился за беспокойство, назвал себя. Потом зачем-то назвался еще раз и добавил: я ваш сын, мне сказали, чтобы я позвонил вам после десяти.

Он ответил не сразу. Уж я думал, положит трубку. Но, должно быть, он бежал к телефону и запыхался. Тишину паузы нарушало хриплое дыхание.

— Сюда звонить нет смысла. Я тебе (он сказал «тебе») дам другой номер (он назвал телефон).

— У меня предложение: мы могли бы встретиться.

— Это можно, — ответил он. — Когда бы ты хотел?

— Какой номер вашей квартиры?

— Лучше на телестудии. Снизу мне позвонишь.

Условились встретиться через два дня. Матери я ничего не сказал. Большому тоже. Посему слегка угрызался. Хотя, в общем-то, чего ради? В своих повседневных делах я давно ни перед кем не отчитывался. Зелме, конечно, все рассказал. Во-первых, потому, что идея разыскать отца принадлежала ей, во-вторых, потому, что свидание на телевидении в какой-то мере было продолжением поездки в Ошупе. И, в-третьих, удержать такое при себе было попросту невозможно. В человеке всегда таится соблазн разболтать любую тайну. В основе сего, должно быть, какой-то физиологический рефлекс, ибо, освободившись от тайны, испытываешь облегчение, как при отправлении любой естественной потребности.

Зелма была в восторге. Не скрывала, что завидует мне. Не столько по поводу обретенного отца, сколько возможности познакомиться, как она выразилась, «с новой средой».

Звонить наверх не понадобилось. Янис Заринь стоял в проходной. Я его тотчас узнал и подошел.

— Это мой сын, — сказал он сержанту милиции, женщине. — Пропуск заказан.

— Имя, фамилия? — сержанта наши родственные связи не интересовали.

— Как там у тебя имя, фамилия? — Вопрос сержанта Янис Заринь перекинул мне.

— Калвис. Калвис Заринь. Я думал… вам уже…

— Правильно. Ясное дело. Конечно же Калвис Заринь…

Он смеялся, хлопал меня по плечу и все время что-то говорил таким тоном, будто мы с ним были давние знакомые. В той же манере разговаривал он и с теми, кто встречался нам на лестнице, в фойе второго этажа и в лабиринте коридоров. Совсем вблизи я видел композитора Каминского и Эдуарда Павула. Каминский рассказал отцу анекдот про тещу, который я, признаться, не совсем понял. Павул, загорелый, попахивающий дорогим лосьоном, сообщил какому-то музыканту, что у него самый цивилизованный кот на свете, на пятый этаж никогда не ходит пешком, а непременно дожидается лифта.

На повороте коридора мы чуть не столкнулись с Зайгой Винерте. В руке она держала стопку листов, а вид у нее был сердитый.

— Так что, присядем здесь или поднимемся в редакцию? — Янис Заринь без особого энтузиазма оглядел немногие свободные столики. Небольшое помещение насквозь пропиталось запахом кофе, как анатомичка формалином.

— Все равно, — ответил я, — не имеет значения.

Низкорослый человечек — вроде бы тоже знакомый — приглашал за свой столик, но Янис Заринь на пальцах показал, что нас двое.

— Придется подняться в редакцию. Там, что ни говори, и тише, и спокойней. А тут сплошная толкотня. Правильно, мальчик? Пошли!

В редакционной комнате и в самом деле нам никто не мешал. Три заваленных бумагами стола, забитый сувенирами шкаф с застекленными дверцами, стены завешаны заграничными плакатами.

Мы сели. Янис Заринь впервые умолк. Я смотрел на него, он смотрел на меня.

— Значит, ты мой сын.

— Выходит, так.

— Что ж, примем к сведению. И сколько тебе сейчас?

— Девятнадцать.

— Уже девятнадцать! Кто бы мог подумать. М-да. Ну, выкладывай, что там у тебя. А вообще на парней мне везет. У тебя три сводных брата и одна сестра. Тут нам не помешают. Так что ты мне хотел сказать?

— Да, собственно, ничего. Я вас не задерживаю?

— А ты, как погляжу, стеснительный. Я в молодости тоже был застенчив. Стеснялся позвонить по телефону, стеснялся поздороваться со знакомыми. Тебе нужны деньги?

— Деньги? Нет.

— Ах да. У тебя же дед пишет книжки.

— Я сам зарабатываю.

— Нигде не учишься?

— Нет, почему же. Учусь и работаю. Лаборантом.

— М-да. Ученые нужны. В конце концов пора разобраться, как же так получилось: муж у Евы был Адам, а человек произошел от обезьяны.