Гавриил Федотов - Любовь последняя...

— Ты что молчишь и надулся, как мышь на крупу? — почувствовав пристальный взгляд, неожиданно повернулась к нему Августина.

— И не собираюсь дуться, — примирительно сказал он. — Наговариваешь ни с того ни с сего…

— Сапоги теперь совсем не жмут?

— Совершенно… Просто, как другие надел, — с улыбкой потопал он ногами.

— И даже спасиба мне, невежа, не сказал!

Он вспомнил веселое подтрунивание Депутатова и мрачные косые взгляды Васенина, шагнул к Августине, крепко повернул ее за плечи и поцеловал.

Губы у нее были твердые, сердито сжатые. Опущенные глаза глядели на стиснутый в руке блокнот.

Обязанности по противовоздушной обороне на заводе имели все. Только самых пожилых штаб ПВО освобождал от дежурства на крышах цехов.

Бригаду Коломейцева, как многочисленную и боевую, Тренин в интересах дела поперемешал в своих штабных списках с работниками двух отделов, и дежурить Андрейке на литейном цехе выпало вместе с Бузун.

— Тебе везет, — узнав об этом, сказал бригадир: — то под землей свидание, то над землей… Сам подстроить сумел или она?

— Больно нужно было подстраивать, — отмахнулся Андрейка. — Если берут завидки, идите вы или давайте замену. Я и вчера, и позавчера тоже почти не спал. Днем в цехе до седьмого пота намахаешься, ночью то погрузки, то тревоги, а теперь вот еще дежурить на крыше. Так можно и разорваться.

— Нет, уж теперь хоть плачь, хоть пляши, а на крыше литейки шесть часов отсиди, — сказал бригадир. — За эти замены перед самым дежурством Тренин по головке не гладит. Твои часы — с восьми до двух ночи, а на работу к семи. Успеешь еще и сладкие сны посмотреть.

Бурлаков хоть и отмахивался, но в душе против неожиданного совпадения не возражал, даже был рад ему.

Он теперь понимал, что Бузун, которой знакома всякая лестница, каждый лаз, давно и по праву здесь своя. А сам он, всего несколько дней назад не сумевший самостоятельно выбраться из последней вентиляционной камеры, не знавший, в какую сторону податься, пока еще, кажется, по-настоящему заводским считаться не может.

Он, конечно, обманывал себя, объясняя так свою радость. К Августине тянуло его другое. Но когда он пытался разобраться в этом — вспоминал Нюшу Крокину и чувствовал, что кругом виноват. Он хотел докопаться до причин своей вины, но не мог и невольно отступался от больного вопроса.

Андрейка захватил два противогаза и пошел за Августиной.

Погода была мерзкая. В кромешной темноте по поселку посвистывал пронизывающий ветер, порой лицо больно стегал сухой колючий снег. Правда, ночь обещала обойтись без воздушных тревог, но предстоящая вахта на крыше обоим не улыбалась. Недавний поцелуй их не поссорил, но еще и не сблизил. Разговор не клеился.

Недалеко от проходной Бурлаков заметил на третьем этаже ближайшего дома ярко светившееся окно и без слов показал на него Августине.

Она остановилась, нагнулась и, найдя обледенелый ком, как пружина, выпрямилась, по-мальчишески ловко запустила его в перекрещенное бумажными полосами окно.

— С ума, что ли, спятила? — схватил ее за руку Андрейка.

Зазвенело и посыпалось разбитое стекло. Вот-вот должен был разыграться скандал.

Но к окну даже никто не подошел, а свет в нем моментально погас.

— Пока еще не спятила, — заверила Августина. — Этих растяп только так и учить! Тренин именно это и рекомендовал.

— Разве можно. Не лето. Замерзнет теперь твой нарушитель. А нового стекла ему не достать.

— Ничего, — жестко сказала она. — Забьет завтра одну шипку фанеркой, а в следующий раз не завалится спать, не проверив выключатель и не зашторив окно. Думаешь он эту… ледяшку не предпочтет трибуналу?

На обширной крыше целого корпуса, со многими перепадами, метровыми выступами брандмауэров, различной высоты пристроями, Бузун без труда разыскала нужную деревянную площадочку с перильцами. Она делалась под пулемет, который здесь не установили. Для дежурства место было подходящее: и с подветренной стороны, и открытое. С восточной стороны, удобно прикрывая от непогоды, тянулся по коньку крыши сплошь застекленный световой фонарь, возвышаясь метра на полтора.

— Толково, — присаживаясь на край площадочки рядом с Бузун, одобрил Андрейка. — Я бы один тут заплутался! Не зря твой завидущий Коломейцев соврал, что эти два дежурства не сами, мол, столкнулись, а охлопотаны.

— А ты, значит, решил, что это совпадение просто с неба свалилось? Или думаешь, что согласилась бы с Горновым дежурить? Еще как пришлось хлопотать-то, даже к Тренину бегала… Я всегда боюсь на этих крышах! На земле, вроде, не очень трусиха, как и все, а вот как заберусь сюда — так просто ничего с собой не могу поделать: дрожу и зубы от страха стучат, точно я одна-единственная мишень для самолетов.

— Не боись. В такую погоду какие ж самолеты? — поспешил успокоить ее польщенный Андрейка. И перевел разговор: — А что-то нашего директора нигде не видно?

— Так он слег в постель, болеет.

— Нашел время, пузан, хворать…

Августина сердито стукнула его по руке:

— Не смей так говорить! Ты разве не знаешь, что он сердечник?

Он, конечно, ничего такого не знал. И она рассказала, что директор очень тяжело воспринял приказ об остановке и эвакуации завода; что он и теперь, совсем больной, руководит штабом эвакуации завода, и дома у него частенько заседает весь заводской комсостав. Попутно она упомянула, что и Тренин работает сутками без сна, на пределе, что, попав с самого начала войны политработником на фронт, он вскоре был тяжело контужен и оттого теперь, порой, вспыльчив, как взрывчатка…

— Ты знаешь, что он был комиссаром? Заметил, у него на рукавах еще сохранились звездочки? — заподозрив в его равнодушном внимании неладное, спросила Бузун. — Да ты никак дремлешь? Замерзнешь! Ну-ка пойдем проверим песок и воду… И, кстати, поглядим в сторону Гусыновки: Васенин сказал, что солодовский противотанковый рубеж бомбят, а в район Гусыновки дважды прорывались немецкие разведчики на мотоциклетах… Спать я тебе на дежурстве все равно не разрешу: не забывай, что я ИТР — тоже, значит, начальство.

Песок в ящиках оказался сыпучий, как летом — молодцы, просушили! Вода в двух громадных утепленных войлоком бочках с крышками подмерзла нетолстой коркой. Андрейка пробил ее кулаком, хотя несколько пар специальных щипцов для «зажигалок» лежали на месте.

Они постояли сколько-то времени у самой парапетной решетки, напряженно всматривались в сторону Гусыновки. Но нигде ни вспышки, ни зарева: туман снегопада смешался с ночным мраком — не видно ни зги; и, проверив утепленный шланг водопровода, почти ощупью вернулись на свою площадочку.

— Андрейка, мне страшно здесь! — торопливо сказала она. — Послушай: ведь это самолеты гудят?