Гавриил Федотов - Любовь последняя...

— Ты разве едешь?

— А ты считаешь, что техник ни в эшелоне с оборудованием, ни за Уралом не нужен? Еду, конечно… Я только во сне увижу, что попала к гитлеровцам в плен — и то в жар кинет. Я даже пистолета в руках не держала… Я ж совсем необученная! Васенин хоть и говорил, что, дескать, в крайнем случае, тут каждый цех пригоден для упорных баррикадных боев… Здесь, мол, любой бетонный приямок — отличное пулеметное гнездо! Но ему можно так рассуждать об уличных боях, он обучен и хорошо владе…

Она вспомнила, что Васенин уж нигде теперь не существует, осеклась в своей тревожной скороговорке на полуслове и опять заплакала.

Подавленный, он ничего не ответил ей. Не обронил своего излюбленного: не боись.

Первой совладала с собой все же Августина. Она отерла лицо рукой и деловито сказала:

— Не валяй, Андрейка, дурака: не ломись головой в стенку… На твоем ведь документе и подпись парторга ЦК Порошина! И ты вообразил, что он теперь от своей подписи враз откажется? Он и от слов своих ни за что на свете не откажется! Лучше пойдем на склад получать валенки, пока не закрыли. Кроме того, у меня нет зимнего пальто и мне, как ИТР, обещали выдать полушубок… Или ты боишься, что в валенках будешь не боевито выглядеть?

— Ничего я не боюсь, — тоскливо протянул он, снова дивясь проворности и энергии Августины.

Она настойчиво повлекла его в склад и обескураженный Андрейка шел туда угрюмо и понуро, как в тумане. «Кто ж все-таки сосватал меня в этот эшелон? — опять подумал он. — Кто больше виноват, что я по сю пору и не обучен, и без воинской формы, и без оружия, и почти голодный?»

Больше всего винил он в дурно складывающихся обстоятельствах Васенина и вот теперь, с его смертью, вдруг почувствовал себя совсем одиноким, никуда не приблудившимся. И вспомнив утверждение Депутатова, что «нет в войну худшего, чем оказаться, хоть на время, ничейным и бесхозным», торопливо проверил в кармане свое удостоверение.

На двенадцатый вагон-платформу грузили шаровые мельницы, насосы, но большую часть его отвели под станки-автоматы.

Бурлаков был доволен, что на его громадном открытом четырехосном «пульмане» покатит на восток и то, на чем непосредственно куется оружие. Это в его глазах крепче оправдывало неизбежность и необходимость поездки.

Но в душе он сожалел, что главное оборудование теплоэлектроцентрали не подпало под начальство Холодова.

Эксплуатационники опять проработали всю ночь напролет. Они, оказывается, успели закончить демонтаж основных агрегатов и к утру погрузили не только два разобранных паровых котла и оба турбогенератора, но и автоматизированные устройства топливоподачи; и даже догрузили остатки тех труб, о которых так хлопотал Порошин.

Все это, как узнал теперь Бурлаков, благополучно отбыло с территории завода еще на рассвете. Строгий приказ ничего не оставлять врагу, эксплуатационники выполняли, как и все на заводе: не щадя себя.

Когда «пульман» Бурлакова догружали, он тоже, по своему обыкновению, трудился изо всех сил. Но торопясь от вагона за грузом, он уж заметно припадал на ноги и сдержанно морщился от боли: сапоги опять немилосердно жали ступни.

Пробегавшая мимо Бузун — ее вагон тоже заканчивали — немедленно это заметила и приостановилась:

— Ты чего это, Андрейка, снова вроде хромаешь на обе ноги? Или устал, а от устали конь о четырех ногах и то спотыкается? — озабоченно пошутила она. — Неужели этот усатый дядька, который мазал твои сапоги дегтем, не помог тебе навсегда избавиться хоть от этой несносной напасти?!

— Если б дегтем! — помрачнел Андрейка. — А то каким-то олеонафтом. Я, наверное, потому и хожу опять как в колодках, что он тут усердствовал не по разуму… Не зря, видать, Депутатов специально предупреждал, что если подсунут вместо чистого дегтя мазут или другие какие нефтеотходы — тогда и вовсе слезами заплачешь! Боюсь вовсе б не пропали теперь сапоги!..

— Ничего, Андрейка, не расстраивайся так, — заторопилась утешить его Августина. — Мы по дороге непременно что-нибудь придумаем: или уж самого разнастоящего дегтя добудем, или — вернее всего — поменяем взятые из склада валенки на подходящий тебе размер… Потерпи немного… вот честное комсомольское я тебе в дороге все быстро устрою!!

Августину кто-то громко позвал и, проговорив это, она снова помчалась к своему соседнему одиннадцатому вагону.

А его опять с прежней силой заняла другая, гораздо большая, впрочем уже давно тревожившая мысль: как же это их эшелон будет обходиться в пути без теплушки? Семнадцать четырехосных «пульмановских» платформ для оборудования и ни единой крыши для людей? Быть может, с паровозом что-либо подадут?

Покончив с погрузкой своего вагона, он решился спросить Холодова, что это затевают плотники на первой платформе? Но приблизясь к ней и сам понял, что делают небольшой тепляк. Оказалось, что начальник эшелона был озабочен тем же и заметно нервничал, когда у плотников получалась хоть минутная заминка.

Подошел Порошин и, узнав о чем речь, немедленно подтвердил, что железнодорожники окончательно заявили — ни теплушки, ни даже простого крытого товарного вагона к этому эшелону не будет: их нет! А как появятся — немедленно будет сформирован очередной эшелон для рабочих и их семей.

— Они там толкуют, что все равно, дескать, сопровождающим нельзя оставлять груженые платформы беспризорными и на час, — добавил Порошин. — Иначе, мол, вместо ваших моторов, на восток может уехать чья-то картошка или сундук…

— Да об этом и наши пишут, — мрачно согласился Холодов.

— Вот ты, говорят, из породы умельцев? — вдруг положил Порошин руку на плечо Андрейки. — Так ты бы, чем попусту глазеть, взял сам топор, да и сбил бы себе маленький теплячок: в этот разве все уместитесь? А заодно бы и соседке помог будашечку сделать… Ведь не в Крым едете, в Сибирь! А что три плотника успеют кроме сделать? — подадут паровоз, и конец! Или, думаешь, тебе и на открытой платформе будет жарко?

Плотничьему-то делу он и впрямь не плохо поднаторел от отца. На самом конце двенадцатой платформы скоро вырос ладный тесный теплячок, с войлочной прокладкой и квадратиками стеклышек на все четыре стороны.

Завиду́щий Коломейцев лишь руками развел:

— Ты что это, прицепщик, не полевой вагончик для зимовья трактористов устроил? — пошутил он.

— А тебе б хотелось на обухе рожь молотить? — огрызнулся запарившийся Бурлаков на бывшего бригадира. — Или что б я до Урала, а то и дальше зябликов ловил в темном фанерном скворечнике?

Коломейцев посмеялся, а потом и он, и Зуйков засучили рукава и сбили себе такие же. Намного хуже, конечно, но — похожие, как подобные параллелепипеды.