Арон Эрлих - Жизнь впереди

Он побежал, неосторожно влетел с бега в большую лужу, она вспыхнула под ним, брызнула, обдав чуть не по самые колени. Толя, не задерживаясь, бежал дальше и в следующую секунду скрылся за входными дверями «красного».

Алеша поглядел вслед — что это опять с ним? — конечно, посочувствовал товарищу, даже погрустил, но немножко, самую малость, и отправился к себе.

Взобравшись на площадку шестого этажа, он испробовал звонок. Алеша всякий раз не просто звонил у своих дверей, а именно проверял действие глушителей и регуляторов, которыми он, по вольной прихоти, менял чуть не каждую неделю характер и тон звонка. На этот раз язычок извлекал из чашечки дробное, простуженное хрипение. Пока бабушка не открыла ему двери, он все держал палец на кнопке.

— Это я! — громко, во всю силу легких, объявил он.

— Тьфу! — с досадой отплюнулась бабушка и тут же спокойным голосом прибавила: — Не слепая, слава тебе господи!

— Мама! — с прежней силой крикнул Алеша с порога. — На родительское! В восемь часов! Явка обязательна!

Александра Семеновна расчесывала волосы перед зеркалом, во рту у нее были зажаты шпильки. Она сказала сквозь сомкнутые губы:

— Что шумишь? Видишь, собираюсь.

Пока мать одевалась, он все смотрел на нее. Что-то скажут нынче в школе? Он знал: в доме хорошо или плохо, празднично или грустно — смотря по тому, что происходит за стенами дома: у него в школе, на заводе у отца, в бухгалтерии у матери… С чем-то вернется сегодня мать?

Вот она застегнула жакет, надела шляпу, вот велела Алеше подать ей пальто.

— Ну, как считаешь, очень стыдно мне будет перед чужими людьми или не очень? — спросила она, уходя, и Алеша в ответ только неопределенно сморщился.

— Ты спроси и про Толю, — сказал он. — А то у него некому пойти.

В школе в этот вечер собирали родителей всех пятых, шестых и седьмых классов. В вестибюле школы дожидались родителей классные руководители, старшая пионервожатая и ученик девятого класса Анисимов Сергей, секретарь бюро комсомола.

Евгения Николаевна в своем неизменном темно-синем костюме в полоску и с галстуком-бабочкой на светлой блузке, встречая родителей, перебрасывалась с ними приветствиями или короткими замечаниями и направляла в класс.

— Варвара Алексеевна, а где же ваш муж?.. Жаль, очень жаль… Кажется, товарищ Скопин? Здравствуйте! — пожимала она руку человека в желтой кожаной тужурке. — Простите, как ваша фамилия?.. Да, ваш сын у меня в классе. Будем знакомы. Евгения Николаевна. Подымитесь на третий этаж, в седьмой «А»…

Или она без всяких слов, издали, одним наклоном головы, провожала тех заботливых отцов и матерей, которые часто бывают у нее и сами знают, куда идти.

Анечка и Сережа Анисимов стояли несколько в стороне от педагогов и нервничали. Им все казалось, что родителей на свете слишком мало. Они вполголоса упрекали друг друга.

Было уже половина девятого. Неужели родительские собрания проваливаются? Анечка все сильнее беспокоилась. Вот уже и девять!

— Недостаточную работу мы провели… Недостаточную! Так я и знала! — она постукала тупым кончиком карандаша по ладони.

— Что вы такое знали? — начинал раздражаться Сережа Анисимов.

— А то! Конечно, надо было весь актив мобилизовать, а не так, как мы… Надо было по всем домам разослать… Я говорила!

— Послушайте… Марианна Сергеевна! — и уж если Сережа назвал Анечку по имени-отчеству, значит сильно доняла она секретаря комсомола.

Еще минута-другая — и они непременно поссорились бы, если бы Евгения Николаевна не поспешила к ним на выручку.

— Скоро начнем! — ободрила она, догадываясь о причине, вызвавшей на их лицах такое возбуждение. — Мне и самой не по себе, — призналась она. — Первая в году встреча с родителями! Это… это очень важно!

— Ну, конечно! Я и говорю: мы в этом году безусловно прошляпили… — И тут же, смутившись, поправилась: — Совсем плохо подготовились.

— Нет, почему же… Родители идут, как всегда: не слишком много, но и не так уж мало.

— Как же? — недоверчиво произнесла пионервожатая. — Вот вы сами сказали, что вам не по себе. Почему же вы так сказали?

— Почему! Потому, что жду многого от этих встреч… Обманываюсь иногда, разочаровываюсь, но всегда жду.

И вот, наконец, пора было начинать. Анечка попросила у Евгении Николаевны разрешения присутствовать на ее беседе, и они вместе отправились наверх.

Вступительное слово Евгении Николаевны было кратким, но решительным. Программа в седьмом, выпускном, очень большая, и требования к ученикам в продолжение учебного года и на экзаменах будут высокими. Необходим точный и твердый режим домашних занятий, а большинство ребят дома живут без настоящего контроля, и нельзя рассчитывать, что дети сами смогут изо дня в день разумно делить свое время между трудом и досугом…

Пока Евгения Николаевна говорила вот так, вообще, не ссылаясь на отдельные примеры, союз школы и семьи казался прочным. Но она хорошо знала, что сию минуту, с переходом от общих слов к обсуждению живых ученических дел, непременно найдутся среди родителей и такие, что будут готовы тотчас обратиться из дружных союзников в непримиримых противников. Вот почему, склонившись над списком учеников с первыми показателями их успехов в этом году, Евгения Николаевна примолкла в поисках осторожных и точных выражений.

— Скопин Леонид! — назвала учительница, руководствуясь не алфавитным списком, а знакомыми, сидящими перед нею лицами.

— Есть! — бодро откликнулся плотный брюнет в кожаной тужурке, пахнущей дождем и мазутом.

— У вашего Лени двоек нет, — сообщила Евгения Николаевна, и круглое лицо Скопина стало еще круглее. — Да-а-а… И все-таки не имею оснований быть довольной. Никаких оснований! — Только что осчастливленный отец снова насторожился. — Тройки… Сплошные тройки, только по черчению «пять». Мальчик учится весьма посредственно…

Сказав это, она в продолжение многих минут не упоминала больше про Леонида Скопина и снова обратилась к общим рассуждениям: у иного пятерки, одни пятерки, и все-таки есть у педагога о чем с тревогой посоветоваться с родителями. Потому что школа и семья вместе отвечают ведь не только за знания своих питомцев, не только за культуру их мышления и поведения, но также и за нравственные качества, за моральный уровень, за душевную стойкость, даже за самое сокровенное в мыслях и чувствах школьников. Родители лучше знают своих детей — это естественно, — и педагоги без родительской помощи, без их сочувственного и доверчивого содействия могут оказаться бессильными. Какие события домашней жизни влияют иной раз на развитие мальчика? Что тормозит вдруг его успехи? Чем вызывается неожиданный упадок трудолюбия и любознательности?