Арон Эрлих - Жизнь впереди

Слова Анисимова звучали тихо и ласково. Прикосновения его пальцев были приятны, выражали дружеское участие и даже вызывали какое-то уютное ощущение.

— А эти твои мысли, будто тебя выдали, «определили», брось! Ты еще настоящего товарищества не понимаешь… Насквозь вижу тебя, чудак ты этакий. Мучаешься, что выдал твою тайну самый лучший друг. А тебе, наоборот, понять надо, как беспокоятся за тебя друзья, наизнанку вывернуться готовы, лишь бы тебе хорошо стало. Ясно? Вытри лоб! Да не рукавом! Платочка нет, что ли? Возьми мой, чистый, ни разу еще не пользовался… Видишь, как под утюгом сложился вчетверо, так и лежит у меня в кармане…

Проходили дни, никаких осложнений, как ожидал Толя, не последовало.

Напротив, Костя Воронин, этот шумливый и насмешливый, но также и самый вдумчивый из комсомольцев класса, вдруг обратился к обоим друзьям, к Алеше и Толе, с предложением: не пора ли им подумать о подготовке в комсомол?

Ребята переглянулись и не сразу откликнулись тихими, смущенными голосами:

— А разве примут?

— Нам еще нельзя… Сам знаешь, Костя… на тройках еле-еле вылезли по некоторым предметам.

И оба с одинаковой жадностью заглядывали Воронину в глаза, дожидаясь, что он им на это скажет.

— Знаю, — помедлив, ответил Костя. — Значит, не очень старались. Ребята вы оба способные, развитые… Прибедняться тоже не к чему.

— Не в том дело. Мы не прибедняемся, — нерешительно заметил Алеша. — Вот отец мне говорит, например: «Любви у тебя к учению настоящей нет…» А я и не знаю, какая она такая, любовь?

Была перемена, дежурный выгонял всех из класса, но Толя с Алешей не послушались его, только отошли в сторону, поближе к своей парте, увлекая за собой и Костю Воронина.

— Чтоб вы не могли избавиться от троек? Да никогда в жизни не поверю! — убежденно заявил им Воронин. — И вот что, ребята, — вы имейте в виду, это я не от себя вам говорю, насчет комсомола, а от всего комитета, — у вас по какому предмету главные затруднения?

Услышав, что комитет — весь комитет — верит в них, мальчики усадили Костю Воронина к себе за парту и проговорили с ним до нового урока.

Труднее всего им дается алгебра и вообще всякие задачи — по геометрии, по физике… Кажется, все правила, все формулы, все законы, все теоремы им хорошо известны, а применять их, свободно пользоваться ими никак они не наладятся по-настоящему. Ляжет перед ними задача и лежит, проклятая. Они вроде цепенеют перед нею, недвижно смотрят на нее, смотрят, как завороженные, а там и побегут к Коле Харламову… списывать!

— А он вам не объясняет?

— Коля? Он… Нет, он нам решает. Прямо как фокус покажет или фейерверк… А мы только рты разеваем, удивляемся.

— Главное, понимаешь… — пожаловался Толя. — Главное, ведь что получается? Сидишь над алгеброй, другой раз весь вечер просидишь, а ничего и не высидишь. Смотришь, на остальные уроки уже не остается времени.

— Раньше еще мы думали так, — высказал и Алеша свои соображения. — Думали: плохо разобрались в старом, вот новое нам и не дается.

— А, наверное, так оно и есть.

— Погоди, Костя… Не совсем так. Мы стали ходить на дополнительные занятия. И вот как будто уже все знаем, все понимаем. Когда другие на доске перед тобой решают, все кажется ясно и просто. А сам возьмешься — ни черта не выходит. Даже непонятно, как на тройках дотянули.

Пришел учитель зоологии, начинался новый урок, — мальчики с сожалением прервали этот разговор, так взволновавший их.

На другой день Костя Воронин сказал, что он долго думал о затруднениях своих товарищей и вот что он надумал…

— Вы только представьте себе, что нет никакого Харламова и никого другого у вас нет… Понимаете? Ни-ко-го! Списать нельзя, а решить надо. Ну, что делать? Вот тогда, спасу нет, шарики-то у вас в голове и закрутятся.

Ребята посмеялись: день думал и придумал! А то они не пробовали! Сколько раз пробовали…

Но Костя, хорошенько проэкзаменовав обоих, решительно заявил:

— Точно! Опыта нет. Научиться задачи решать — все равно что научиться плавать… — Для ясности он напомнил, что моряки, например, считают лучшим способом обучения начинающих пловцов — бросить человека в море, и пусть барахтается там, тонет и всплывает, пока инстинктом не овладеет тайной. — А ну, поплавайте, ребята! — и он подал им алгебраический пример на все действия, специально выписанный из неизвестного задачника. — Решайте дома. Сегодня часок, завтра часок. Пока не выйдет… Ответ — единица.

— Как единица? — в один голос недоверчиво спросили Алеша и Толя.

— А вот так, просто. В итоге должно получиться один!

— Иди!

Чудовищный пример занимал три убористые строки. Тут были скобки всех видов, от фигурных до простых, тут громоздились во множестве четырехэтажные дроби, пестрели всевозможные степени, и вся эта невообразимая путаница знаков находилась меж собой в самых сложных отношениях. С ума сойти!.. И вдруг будто бы простейший из всех мыслимых результатов? Обыкновенная единица в итоге? Просто 1 — и все?

Бросил бы Костя шутить. Это, наверное, такая же шутка, как разговор про «лучшую» школу плавания… Попробуй, выброси неумелого человека в море и откажи ему в немедленной помощи — пропадет, утонет человек, только и всего.

Костя — известный озорник, но на этот раз он нисколько не шутил. Он глядел на товарищей дружелюбно, но строго, без всякой улыбки.

— Делайте! — сказал он. — Сидите над примером по часу в день. Списать не у кого, значит сами и решите в конце концов. Вот увидите! А потом такие примеры и еще более сложные будете расщелкивать в десять минут внимательной работы…

В тот же день после уроков состоялась первая проба.

Конечно, у ребят ничего не вышло.

Алеша перед опытом наладил будильник — так, чтоб он зазвонил ровно через час. Мальчики, сидя друг против друга, добросовестно писали, писали, на бумаге перед ними вырастали удивительной сложности постройки из алгебраических кирпичиков. «Ух ты, черт!», «Высотное здание какое-то…», «Ну и ну!.. Глядеть на это — под ложечкой сосет от страха…» — попеременно вскрикивали Алеша и Толя и, веселясь, только головами покручивали перед этакой мешаниной. Потом они снова впадали в деловитое, сосредоточенное, отрешенное от всего на свете состояние… Звонок будильника перепугал их не на шутку, они даже с мест повскакали. Прошел час! Какая уж там единица! Ответы у обоих представляли собою хаос, который даже не поддавался прочтению.

Когда на другой день они показали свои листки Воронину, тот, поводив пальцем над путаницей знаков, безжалостно сказал:

— Ну что ж, и сегодня часок поплавайте!

«Поплавали» и сегодня часок, и завтра, и еще раз, и еще… Списать было не у кого, а Костя всякий раз уверял, что они подбираются все ближе к правильному решению, что им не хватает только внимания, только привычного, из опыта возникающего самоконтроля, точной системы в действиях и правильной последовательности… В общем многого еще им не хватало.