Вадим Собко - Стадион

— Вот тебе подарок на память о максимовской каторге, — оживленно сказала Карташ, протягивая ей тетрадку.

Нина взяла тетрадку и развернула ее.

— Как это к вам попало?

— Только что Николай Дмитриевич Максимов собственноручно отдал ее мне и просил придерживаться этого плана, но мы про него забудем раз и навсегда: ведь это не план тренировки, а программа нечеловеческих издевательств над спортсменами. Я не представляю себе, чтобы он требовал от своих учеников что–нибудь подобное. Рекорды нужно ставить весело, играя, ибо спорт все–таки игра, а не тяжелая физическая работа, и мы их поставим — можешь быть уверена.

Нина машинально перелистывала страницы тетрадки. Как хотелось ей сказать сейчас Карташ, что она берет свои слова обратно и не покинет Максимова, потому что все, что они до сих пор делали, — правильно, без всякого сомнения, правильно. Ведь это Максимов помог ей поставить студенческие рекорды, ведь это он привлек ее к спорту и научил бегать. Нина взглянула в самодовольное лицо Карташ, и тренерша показалась ей особенно неприятной. Чему она радуется? Нина чувствовала, как закипает в ней раздражение. Оно могло вылиться в какие угодно резкие слова и неожиданный поступок. Карташ поняла это.

— Ну, — я тороплюсь, до свиданья, — быстро сказала она и исчезла в толпе студентов, а Нина осталась с тетрадью посреди коридора.

Из комнаты, где помещалась кафедра физкультуры, вышел Максимов, увидел Нину и свою тетрадь в ее руках, отвернулся и пошел дальше, не сказав ни слова. И сразу же раздражение, которое вызвала в Нине Карташ, перенеслось на Максимова.

Значит, она ему совсем не дорога, если он так легко отрекся от своей лучшей ученицы, поспешил отдать план и, так сказать, умыл руки! Ну хорошо! Она никогда к нему не вернется, пусть и не думает об этом. Сердцем девушка чувствовала, как болезненно переживает Максимов этот неожиданный разрыв. Но она не только не раскаялась, а, наоборот, обрадовалась, пусть научится, как обращаться с известными спортсменками, пусть пожнет плоды своего упрямства и не заставляет делать упражнения, о которых теперь и вспоминать стыдно.

Она взглянула на план, хотела разорвать его на мелкие кусочки, но, сама не зная почему, раздумала и спрятала тетрадку в портфель. Жаль, что Максимов так легко отказался от нее, но, быть может, это и к лучшему. Значит, она ошибалась, думая, что он любит ее и гордится ею. А в группе Карташ Нине будет наверняка легче и лучше, недаром же про тренершу говорится, что она достигает больших успехов «малой кровью», затрачивая значительно меньше времени и энергии, чем другие тренеры.

Так старалась успокоить себя Нина, потому что у нее ныло сердце и она не испытывала никакой уверенности в своей правоте. Впрочем, вскоре она забыла о разговоре с Николаем Дмитриевичем, неприятности забываются быстрее, если никто о них не напоминает. А план тренировок так и остался у нее в портфеле между тетрадями и книгами.

В тот же вечер Николай Дмитриевич перенес тренировку своих учениц на стадион. В Киев пришла холодная, дождливая, хмурая осень. С неба сеял не то дождь, не то снег. На стадионе было неуютно и холодно. Даже яркие фонари на высоких столбах казались застланными густой пеленой. Надо иметь настоящую любовь к спорту и необычную силу воли, чтобы в такой вечер приехать на тренировку.

Николаю Дмитриевичу почему–то казалось, что сегодня на стадион никто не придет. В скверном настроении он, как всегда, за пять минут до назначенного часа вышел на поле. На стадионе не было ни души — не поле, а пустыня. Он стоял растерянно, не зная, что делать. Но вдруг у входа появилась веселая, шумная толпа спортсменок. Они ежились от холода, смешно подпрыгивали, но все были налицо — от забавной Ирины Гонта до высокой, уверенной в своей силе Марины Гончаровой.

И у Максимова вдруг стало так хорошо и тепло на сердце, что он готов был расцеловать каждую из этих славных девушек. Но он ничего не сказал и не дал времени расспрашивать об отсутствии Нины Сокол. Началась тренировка. Пусть гремит гром, сверкает молния, пусть сечет дождь или звенит мороз, они все равно будут работать, а весной посмотрим, кто окажется первым на соревнованиях.

Ольга Борисовна Волошина не припомнит, чтобы ей когда–либо приходилось переживать такие трудные дни. Она слыхала, что в жизни почти каждого человека бывают полосы неудач, когда все неладится и даже нельзя понять, почему. Все началось с того несчастного дня, когда Волошина отказалась работать вместе с Коршуновой.

И тяжелее всего то, что у нее исчезла уверенность, никогда ее раньше не покидавшая. Она всегда уверенно бралась за любую роль, а сейчас растерялась перед Любовью Яровой. Целыми днями она напряженно думает об этом образе, а понять его, подчинить себе и воплотить на сцене не может. Ей чего–то недостает для этой работы, а чего — она сама не понимает. И в спортивном зале как будто все идет хорошо, а все–таки в руках нет прежней уверенности. Она это чувствует, хотя, очевидно, Карцев ничего не замечает и часто хвалит ее во время тренировки. Правда, Ольге Борисовне кажется, что его отношение к ней несколько изменилось. Он стал каким–то замкнутым или настороженным и все время как бы присматривается к ней, словно боясь открыть новые, еще не знакомые ему и, быть может, не слишком привлекательные черты ее характера.

И всегда при встрече с ним, а они виделись на стадионе четыре раза в неделю, Ольге Борисовне очень хотелось спросить, как поживает Коршунова и как ее успехи. Но каждый раз она останавливала себя, прежде чем вопрос успевал слететь с ее губ. Ей было неловко и стыдно спрашивать об этом. Так внешне с ней не случилось никаких бед, но ощущение какой–то неудачи или неприятности не оставляло ее.

Может быть, надо поговорить с Карцевым? Ведь столько лет у нее не было никаких секретов от старого тренера. Может быть, потому и возникли неудачи, что у нее появились эти затаенные мысли?

Перед ней встало множество. вопросов, и, чтобы ответить на них, нужно было признать свою неправоту, а это было ей не под силу.

Волошина пришла домой, поднялась на лифте, отперла дверь и сразу же услышала звучный баритон Ивана Громова. Громов в популярной форме рассказывал бабе Насте, что такое Бенилюкс. Ольга Борисовна тихонько остановилась в дверях и прислушалась. Громов говорил удивительно просто и понятно; она подумала, что и ей не мешает послушать. Но Громов заметил, рассмеялся, и политбеседа окончилась. Баба Настя поблагодарила и ушла на кухню.

Громов невольно залюбовался Ольгой Борисовной, такая она была стройная, сильная. Волошина прочла это в его взгляде и шутливо спросила:

— Хороша?