Вадим Собко - Стадион

Ему захотелось как можно скорее очутиться дома, увидеть Нину, поговорить с ней. Что он ей будет говорить, Сокол еще не знал, но в эту минуту оставаться одному было невыносимо. Он гнал машину все быстрее и быстрее и чуть не проехал мимо дома на бульваре Шевченко, номер которого назвал ему пассажир.

А когда Русанов, выходя из машины, протянул ему деньги, старый шофер неожиданно сильно и сердечно стиснул его большую руку. И Русанова ничуть не удивило это выражение приязни.

— С Новым годом! — голос Сокола задрожал. — Желаю вам много счастья.

— С Новым годом! — чувствуя теплоту и искренность этого пожелания, улыбнулся Русанов.

Дверца захлопнулась, и машина двинулась вдоль бульвара вниз. Русанов поглядел ей вслед, потом быстро взбежал наверх. Если б не этот отвратительный разговор с Косенко, он был бы совершенно счастлив. Ростислав врет, это ясно, но все же его слова неприятно царапают сердце. Нет, лучше думать о Нине, о том, что скоро они опять встретятся… От этой мысли у Русанова сделалось тепло на душе, и неприятный разговор стал забываться.

На цыпочках, чтобы не разбудить мать, он вошел в теплую полутемную комнату.

А Петр Павлович Сокол тем временем гнал машину в гараж. Какие–то веселые ранние пассажиры махали ему руками — он промчался мимо, не обратив на них внимания. Скорее сдать машину — и домой. Ему казалось, будто Нине угрожает неведомая опасность, и надо было торопиться изо всех сил, чтобы отвратить ее.

Дежурный по гаражу даже подумал, не выпил ли, грешным делом, старый Сокол — очень уж странный вид был у него. Но машина, счетчик, деньги — все оказалось в образцовом порядке.

«Наверное, просто устал старик», — сочувственно подумал дежурный.

Из гаража выходили машины первой смены. Шофер–приятель подвез Сокола. В ранний час, когда только начал нарождаться первый день нового года, Петр Павлович вернулся домой.

В обеих комнатах еще царили тишина и сонный покой. Спала Степанида Павловна; с узенькой кровати доносилось ровное дыхание Нины. Сейчас даже этот покой показался Соколу угрожающим. Он взял стул, поставил его у кровати Нины, сел и затаив дыхание всмотрелся в розовое лицо дочери. Вот она вздохнула глубже, улыбнулась во сне так счастливо, беззаботно… Что же ему сделать, чтобы никакое зло не коснулось ее маленького сердца?

В комнате было тепло, и только сейчас Сокол почувствовал, что на нем сказывается целая ночь напряженной работы. Сон тяжело наваливался на плечи, клонил седую голову, но Сокол не поддавался, все смотрел на девичью кровать и думал, думал, думал…

Он проснулся от неудержимого звонкого смеха. Встрепенулся, испуганно оглядел комнату, не понимая, почему сидит на стуле. В окна, до половины покрытые фантастическими морозными папоротниками, светило ясное зимнее солнце.

Нина лежала на кровати и заливалась смехом. Ощущение счастья, охватившее ее на вечере в университете, еще не прошло и, может быть, уже никогда не пройдет. А отец так смешно спит на стуле! Но почему он не лег в кровать? Почему у него такой растерянный и встревоженный взгляд? Что случилось?

Сразу перестав смеяться, Нина спросила об этом отца.

— Ничего особенного не случилось, — буркнул в ответ Сокол.

Сейчас, когда в окно светило солнце, ночное происшествие стало казаться ему уже не таким ужасным. Перед тем, как говорить с дочерью, надо хорошенько подумать.

Он пошел в ванную, вымылся, побрился и, вернувшись, застал на столе завтрак. Скоро прибежала и Нина, свежая, сияющая, как солнышко. Ну, как заговорить с ней о таких мерзостях?

Но ничего не поделаешь, сказать нужно! И после завтрака, закурив папиросу, Сокол рассказал дочери все, ничего не прикрашивая и стараясь быть абсолютно точным.

— Так, дочка, про тебя говорят, — закончил он. — Думается мне, бранить тебя не за что, ничего пока не случилось плохого. Но недаром приходится говорить «пока». Значит, могло бы и случиться. И, наверное, во всем этом есть и твоя вина. Когда выбираешь себе друзей, думай, кого выбираешь. — Он умолк, глядя на дочь, и ему стало жаль ее — так изменилось вдруг счастливое лицо Нины.

Она слушала и не верила своим ушам. То, что говорил отец, ужасно, невероятно, слова его потрясли ее до глубины души. Но что она может возразить, как опровергнуть их? Будь это не отец, а кто–нибудь другой, она просто не поверила бы, гордо тряхнула бы головой и постаралась забыть об этом неприятном разговоре.

Но ведь это говорит отец, и, видимо, ему самому нелегко, и на Нину нахлынуло ощущение огромной жгучей обиды.

Когда Сокол заговорил о ее вине, Нина хотела рассердиться, но не смогла. Ну, конечно, она виновата. Ведь она принимала ухаживания Косенко, нисколько не любя его, только назло Русанову! Вот теперь надо за это расплачиваться… Отец ошибается, с ней ничего не могло бы случиться… А вдруг могло бы? Ах, даже подумать страшно!

А как же Русанов? Она ведь его любит, вчера она поняла это совершенно ясно. И какой же он молодец, Русанов, не стерпел, бросился ее защищать — за одно это его можно полюбить. Но нет, ни разговоров, ни мыслей о любви больше не будет. Все испорчено, опозорено, и вспоминать обо всем больно и стыдно…

Нина уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Да, теперь она уже научена жизнью. Отныне она будет только работать, заниматься своим делом, она станет чемпионкой, журналисткой, она станет знаменитой.

Конечно, она тоже виновата, что и говорить! Но ведь понять свою вину и сделать из этого выводы — значит в какой–то степени искупить ее. Все ясно. Ничего подобного в ее жизни никогда не повторится.

Целый день она просидела дома, тихая, задумчивая, а перед ужином сказала отцу:

— Папа, я очень виновата и понимаю это, Можешь быть уверен, я больше никогда…

Сокол засмеялся:

— Ой, не зарекайся!..

— Нет, поверь мне, пожалуйста.

Нина произнесла эти слова так твердо и убежденно, что Сокол не позволил себе снова рассмеяться. Значит, первая опасность предотвращена. Придет время, и все станет на свое место. Однако его не оставляли беспокойные мысли о не всегда ему понятных настроениях дочери и о ее характере.

— Нина, вот я смотрю, у тебя вроде нет подруг в университете. Почему это? — вдруг спросил он. — Когда в школе училась, их было сколько угодно, а тут я что–то ни одной не вижу.

Вопрос этот застал девушку врасплох.

— Я об этом как–то не думала, — смутилась она.

— А ты подумай. Может, ты уже стала такой знаменитой спортсменкой, что и подруги тебя боятся?

Вот тебе и новогодний праздник! И что это отец в последнее время вздумал мучить ее какими–то тревожащими душу горькими вопросами? Хорошо, ей и в самом деле нужно об этом подумать.

Целых три дня томился нетерпением Владимир Русанов, а потом разрешил себе пойти в университет. Он нашел массу причин для этого посещения, и деловых и личных. Ему надо было договориться с Максимовым о будущих соревнованиях и… ему необходимо увидеть Нину, ибо сейчас ни одна даже самая простая формула не лезет в голову.