Николай Горбачев - Битва

— Семейные у него дела, товарищ министр обороны…

— Что еще за дела? — Черные густые брови министра поползли вверх, стянув кожу на лбу в горизонтальные складки. — Любовница есть?

— Разошелся с первой женой. Там, в личном деле, письма есть.

— Давно?

— Лет десять назад. Но в письмах тех жена обвиняет…

— Брак официально расторгнут?

— Не давала согласия, но теперь законно…

— Так чего же… — Министр положил пухловатые пальцы на кромку стола. — Все! А вам, Василий Сидорович, — он повел головой в сторону Кравцова, — советую учитывать, что не вы один решаете все, кое-что могут и другие…

Взбагровев теперь уже явно, Кравцов промолчал, лишь каменно стиснул зубы.

До одиннадцати оставалось пять минут, когда Янов с Сергеевым вошли в приемную. Подполковник, светловолосый, с залысинами, чисто выбритый, приподнявшись за столом, уставленным аппаратами, сдержанно, с достоинством попросил присесть, сказав, что ровно в одиннадцать доложит министру. Продолжал спокойно листать бумаги.

В приемной — тишина и торжественность: звуки скрадывались, должно быть, тяжелыми портьерами и огромным пушистым ковром на полу. Присев на стулья, плотно, один к одному, поставленные вдоль стены, Янов и Сергеев как-то опять неловко помалкивали, явно подавленные тишиной и строгостью приемной. Упершись в колени ладонями с растопыренными пальцами, Янов поводил свислыми бровями, сводил их в косую линию. Сергеев, теперь малость развеявшись, отвлекшись от прежних невеселых дум и перестраиваясь на предстоящий разговор с министром — каким он будет, по какому пойдет руслу, не повлияет ли тот царедворец (он так и сказал мысленно, подумав о Кравцове), — то посматривал на блестевшую от лака высокую резную дубовую дверь в кабинет министра, то косил на Янова, не решаясь заговорить, да и, признаться, говорить особенно тоже не хотелось: все еще испытывал вроде бы какую-то пустоту.

Вздохнул сдержанно: минуты шли томительно. Пусть бы уж быстрее туда, за эту дверь, чтоб решилось скорее. Почему-то странно спокойно подумалось: неважно, каким будет решение, он сразу помчится в больницу — как она там, его Лида, Лидуша? И, чтобы скоротать томительное ожидание, попробовал представить, что там с женой, как она себя чувствует, и тут же сразу скорее даже не увидел, а ощутил: Янов встряхнул головой, точно отбивался от наседавших дум, повернулся к Сергееву, спросил с наигранной веселостью:

— Что это мы как в храме? Молчим — в рот воды набрали.

— Храм не храм, но чистилище, — отозвался Сергеев.

— Понимаю… Поди знай, что там ждет за дверью! Кстати, звонил Кравцов. Вам-то он звонил?

«Ну вот, и Янова не обошел, — подумал Сергеев, — прыткий! И тут, видно, сомнения выражал…»

— Да, звонил.

Сергеев сказал это с прохладцей, думая, что тем самым даст понять маршалу, что не хочет распространяться на эту тему. Янов поглядел на него пытливо из-под нависших по-стариковски бровей, и Сергеев подумал вдруг, что за последние годы, особенно со смертью жены Ольги Павловны, маршал заметно сдал, но в делах, решениях был по-прежнему, «как дьявол, мудрым».

Сергеев увидел, как подполковник-порученец взглянул на часы в углу — с бронзовым циферблатом, бронзовыми гирями и инкрустированным маятником, бесшумно отмахивавшим на отвесе-планке черного дерева, — встав, беззвучно, как бы невесомо, отвел половину дубовой двери и скрылся в кабинете. Должно быть, Янов не заметил этого, потому что заговорил негромко, как бы про себя размышляя:

— Да, дело сложное, еще неясное в своей перспективе, а затрат государственных, народных средств потребует колоссальных. Вот и подумаешь…

Он не договорил, сразу оборвав фразу, потому что в проеме двери появился порученец.

— Пожалуйста! — Отступив на шаг, он придержал дверь за бронзовую массивную ручку.

Поднявшись со стула энергично, как истинно военный человек, привычный к четкости, собранности, Янов, проходя в сумрак тамбура, кивнул подполковнику с достоинством и уважительно.

Министр встал навстречу, и когда поднимался, то будто поморщился от боли, но Сергеев подумал, что, возможно, ему показалось, возможно, так скользнула тень. Однако в тот момент, когда Сергеев, остановившись и вытягиваясь, начал негромко докладывать: «Товарищ Маршал Советского Союза, генерал Сергеев прибыл…» — тот поморщился уже совершенно открыто, махнул рукой и, поздоровавшись с обоими, поведя руками, показал на кресла у стола, сам сел на стул, прокашлялся коротко.

— Как, Дмитрий Николаевич, знает генерал, зачем беспокоим? Объяснили?

— Из первых рук узнать важнее… Известно!

— Ну-ну, перестраховка ведь! — И министр поднял крупную, тяжеловатую голову. — Мы, товарищ Сергеев, приняли решение рекомендовать вас на полигон… Но это мы. А как вы-то сами?

Невольно спружинившись в кресле, Сергеев подумал, что должен быть спокойным, собранным.

— Я сегодня, товарищ Маршал Советского Союза, сказал генералу Кравцову… Не знаю, от вашего ли имени он говорил со мной… Сказал ему, что об этом назначении не просил, и вам решать — справлюсь или нет. За долгие годы службы в армии научен, что старшие командиры определяют судьбу. И если будет приказ, я солдат, товарищ Маршал Советского Союза.

Крупная голова министра дернулась недовольно.

— Н-да, как в воду глядел… Он вас обидел. Я так и понял. Но дело, как говорится, решенное. — Министр помедлил, словно желая переменить тему, и действительно вдруг хитровато прищурился: — Вот кадровики только говорят — с семьей что-то…

— Разошелся с первой женой, товарищ Маршал Советского Союза.

— Чего ж так?

— Не очень ждала в войну.

— Вон что! Дети остались?

— Взрослая дочь.

— А новая жена?

— Счастлив, товарищ маршал.

— Какая же профессия? Врач, педагог — самые подходящие профессии для жен военных. Везде, как говорится, можно найти точку приложения своим силам.

— Нет, товарищ маршал, актриса.

— Вон что! — Министр колыхнулся грузновато, плечи зябко передернулись. Взглянул прищуристо, пронзительно: во взгляде отразились вместе и беспокойство, и желание что-то понять. — Поедет ли?

Беспокойство министра развеселило Сергеева: против ожидания он в этот миг представил такое вроде бы простое, но милое лицо жены — ничего в нем и не было особенного, но когда Лидия Ксаверьевна улыбалась, на щеках возникали ямочки, и тогда лицо ее обретало удивительную прелесть, становилось просветленным и одухотворенным, глаза горели, точно вот-вот из них хлынут снопы искр, нос морщился смешливо, весело.

— Поедет! — неожиданно уверенно сорвалось у Сергеева, и он смутился: ляпнул, а вдруг… Покосился на Янова — тот добродушно улыбался — и сказал, чтоб как-то сгладить впечатление: — Вот только у нее, товарищ маршал…