Игорь Неверов - Антарктика

Третий хирург был добродушный, кажется, с несходящей с лица улыбкой, толстяк Степа Зацепин.

Галя помогала одеваться Андрею, а поглядывала на Степана. От этого халат приближался к хирургу с перекосом — Андрей не сразу попал рукой в рукав.

— Куда ты смотришь? — прозвучало слишком громко.

Девушка вздрогнула. И все посмотрели в их сторону.

Андрей сам устыдился резкости. Быстро оделся и обработал руки первым. Галя понуро пошла за ним.

Степан ободряюще подмигнул ей. И тогда Галя улыбнулась.

— Что это с Андреем? — спросила Светлова.

Прежде чем ответить, Степан оглянулся — убедился, что Андрей уже не услышит.

— Только вам! — Степан поднял зеленый палец. — Рождается новая идея. Точнее — уже родилась. Совершенно потрясающая!

— У предыдущей, — Светлова повернулась, помогая сестре, — была, кажется, та же характеристика?

— Что поделаешь — век экспоненты! Поток информации растет в геометрической прогрессии. То, что вчера было гениально, — сегодня смешно.

— Печально, — Светлова пошла в операционную.

Через полчаса Андрей вышел из операционной.

Чувствовалось — чем-то расстроен. Резко скинул перчатки, сразу закурил, хотя один вид белой предоперационной, а потом и безупречно чистого, словно только протертого влажной тряпкой, коридора, пестревшего через равномерные промежутки четкими белыми прямоугольниками дверей, подчеркивал явную неуместность курения даже для раздосадованного хирурга. Впрочем, Андрей довольно быстро оказался на лестничной площадке, где уже покуривали, дружно толпясь у одинокой урны, ходячие больные, лихо, — сказывалась привычка к морским трапам, — отстучал каблуками по широкому пролету лестницы и резко толкнул тяжелую дверь главного корпуса.

Теперь он шел по широкой аллее к воротам клиники. Кажется, он и не заметил двух машин, стоявших у самого входа. Одна, приземистая, иностранной марки, блестела зеркалом полировки.

Вдоль всей аллеи серели пижамки больных, белели уплотненные повязки — у кого на одном, а у многих и на обоих глазах… На звук шагов Андрея больные оборачивались, провожали его незрячими взглядами. Не дойдя до широко распахнутых, узорчатого литья, ворот, Андрей вдруг остановился. Отшвырнул сигарету, повернул назад. Но тут его окликнули:

— Андрей!

В негустой тени акации сидел на скамейке аккуратный старик: тщательно причесанные волосы, домашняя пижама и дорогие черные очки.

— Здравствуйте, Федор Федорович.

— Видел, кого тебе привезли? — Гуцульской тростью Федор Федорович ткнул в сторону стоявших у подъезда машин.

— А-а! — Андрей махнул рукой, даже не оглянулся. — Везут и везут.

— Лорда аглицкого! — Федор Федорович вскинул трость жестом заправского мажордома. — Сэр Френсис Анабел Рамсей!

Андрей все же смотрел из-под руки на машины.

— Уже познакомились?

— Пока только провел разведку. Диковинный пациент, а?

— Больной. Этого титула для врача достаточно.

— Ну, не скажи!.. Все-таки интересно. Как же ты с ним объясняться будешь? Английский, небось, забыл, да и учил плохо…

— В иль ком, сэр Рамсей, енд лонг лив писс! [1] Добро пожаловать, сэр Рамсей, и да здравствует мир! (Несколько примитивный английский). 　 — Андрей негромко рассмеялся. — Ничего я, Федор Федорович, не забыл, все, что надо, выучил. — Улыбка на лице Андрея стала грустной. — Вот только не могу докопаться до самой малости: как людям свет возвращать?

— Андрей Плато-оныч! — На третьем этаже в черном проеме окна белел халат медсестры Гали.

— Извините, Федор Федорович! Я, наверно, пойду. Нину сегодня оперировал.

Федор Федорович сразу встрепенулся.

— Ну, и…

— Да пока рано праздновать… Но есть надежда.

— Ты с ней поласковей, поласковей! — Федор Федорович коснулся тростью рукава Андрея.

— Хорошо. — Андрей улыбнулся и, чуть тронув рукой седину Федора Федоровича, быстро пошел к главному корпусу.

В лаборатории, небольшой и тесной от громоздкой аппаратуры, лежала на подвижных носилках девушка. Из-под белых слоев повязки выступали смугловатые скулы. Рот нежный, совсем детские губы удерживали слабую улыбку. Склонившись над больной, Галя закрепила повязку.

Андрей спросил с порога:

— Как настроение, Нина?

— И не шибко больно. Вроде только щокотно было. — Нина заметно окала.

— Что за интервью ты со мной затеяла в операционной?

— А! — Губы Нины совсем подчинились улыбке, обнажая крепкие белые зубы. — Я про доктора Сазонова и Тоню.

Галя прыснула смехом. Андрей нахмурился.

— Полюбили ведь они друг дружку… Чего же доктора Сазонова…

— Доктор Сазонов — доктор! А Тоня — его больная. — Строго перебил Андрей. — Так что все эти разговорчики преждевременны. Существует врачебная этика. Вот поступишь в медйн, дашь клятву Гиппократа…

В лабораторию ворвался Степан. Глаза как в лихорадке.

— Ты мне это нарочно подсунул? — Степан потряс свернутым трубкой журналом.

— Презента эгрота, презента эгрота, — словно про себя пробормотал Андрей.

— «Презента эгрота» означает «в присутствии больного», — вдруг выпалила Нина. — Вот! Все ваши шифры уже знаю.

Андрей тихо рассмеялся:

— Да! Так вот полежишь у нас — глядишь — и новый врач-офтальмолог готов.

— Врач — не врач, а подменить Галю, если что, — запросто!

Галя поджала губы. А Нина вздохнула.

— Что, Андрей Платонович, не помогут мне… ксеноны?

— Успокойся, тебе-то помогут.

— А кому не помогут?.. Федору Федоровичу помогут?

Андрей промолчал.

— Федору Федоровичу мы кое-что поновей предложим! — бодро вставил Степан. — Лазером пощекочем старика.

— Ой! — Нина вздрогнула.

— Если только не обойдут! — Степан снова потряс журналом.

— Все! — Андрей поднял руку ладошкой вверх, словно Нина могла это видеть. — Теперь лежать. Лежать и вспоминать шум тайги.

— Море похоже шумит, — вздохнула Нина.

— Можно море.

С глухим рокотом раздвинулась в стороны стена. На пороге лаборатории выросла дородная нянечка. Носилки с Ниной выехали в коридор.

— Ну, чего ты? — Андрей едва дождался сдвига дверей, потянулся к журналу.

Степан не дал, торопливо раскрыл на закладке. Замелькали строки латинского шрифта.

— Даю сразу перевод!.. Вот!..

«Доктор Бернстайн, Балтимора, — почти без запинки переводил Степан с листа, — высказал предположение о возможности использования луча лазера…» — Степан взглянул на Андрея и заметил, как дрогнуло его лицо. — Представляешь?..

Андрей ничего не ответил, отошел к распахнутому окну. Посмотрел вниз и замер. Нянечка из детского отделения и совсем (так уж казалось с высоты третьего этажа) маленькая женщина вели к воротам мальчика лет шести. Белобрысая головка мальчика на тонкой шее все время вздрагивала, словно он хотел освободиться от какого-то наваждения.