Игорь Неверов - Антарктика

Стараясь ничем не выдать волнения, Андрей осторожно отложил снимок и опять ужаснулся. Дети, дети, родившиеся уже после Хиросимы, унаследовали от своих чудом уцелевших родителей невиданные доселе увечья, порожденные адским взрывом. И, не давая укрепиться чуть успокоительной мысли о том, что все это безумие в прошлом, пусть не столь отдаленном, но минувшем времени, на третьем, потрясающем изуверской четкостью, снимке (кто-то наводил резкость!) обвисал привязанный к стволу дерева методично исколотый штыками вьетнамец. И с высокой шнуровкой ботинки интервентов удерживали на спаленной земле рослых, упитанных убийц.

Дальше снова шли снимки жертв атомных бомбардировок, а между ними кадры кровавого фоторепортажа с многострадальных вьетнамских берегов. Андрей, понятно, и раньше видел подобные фотодокументы, но собранные не известным ему японским физиком воедино, они потрясли. И, конечно же, японский ученый не случайно «забыл» их в лаборатории советского физика. «Смотри, — как бы говорил он, не нуждаясь в переводчике, — что делали и делают черные и еще могущественные силы планеты с человеком. Ты, твоя страна должны быть сильней их, чтоб оградить мир от нового поругания, а может быть, и от самой гибели. А потому — поторопись!»

«А что, что же хотел сказать этими снимками мне, Андрею Вихрову, Артур Деркач? Да он в общем-то и сказал: «Не думай, что все беды мира на койках твоих больных!» — Да я так и не думаю, Артур!.. Я понимаю огромность твоей задачи, твоего института, твоих коллег! Ты, конечно, делаешь, может, самое важное дело — стоишь на страже мира. Тебе не то что можно, а надо мыслить глобально… Все правильно! Только не забудь при этом, что за словом человечество стоит не бесплотная абстракция, а живые конкретные люди — и моя несчастная Нина, и Кешка, которого я так и отправил из клиники, не добившись никакого результата, а парень стал забывать цвет неба. И, защищая человечество, не отвернись от человека — маленького или большого, это неважно! Да и бывают ли маленькие?»

Рой этих мыслей налетел на Андрея ураганно и в то же время четко. Так четко все складывалось в стройную и в общем-то простую систему взгляда на мир, что Андрей почувствовал необходимость сейчас же все это сказать Артуру Деркачу, раз и навсегда устранив видимость противоречия в их отношениях. Однако Деркач опередил его четкой командой Кириллу:

— Всем от щита! Включить установку!

После трех «выстрелов» на контрольной пластинке не было обнаружено никаких повреждений.

— Давай еще! — Не дожидаясь согласия Деркача, Андрей вставил пластинку в рамку перед щитом.

Именно в эту минуту в дверях появилась Елена. На подносе дымились три чашки кофе.

«Бумм-м!..» Едва ударил первый луч, Андрей быстро и бесшумно приблизился к щиту. Прильнувший к прицелу Деркач не заметил этого перемещения.

«Бумм-м!..» Снова на пластинке вспыхнула красная точка и пропала. И тогда левая ладонь Андрея стремительно заслонила контрольную пластинку.

Третья красная точка ударила в ладонь Андрея.

Негромко вскрикнула Елена, и сразу же отпрянул от прицела Деркач.

— Сто-оп!

Кирилл вырубил установку.

Несколько секунд Андрей, глупо улыбаясь, смотрел на свою ладонь. И вдруг начал смеяться. Сначала почти бесшумно, — и тогда Деркач и подошедший Кирилл испуганно переглянулись, — а потом громко расхохотался.

Деркач тоже с трудом сдерживал счастливую улыбку.

— Да, доктор, с тобой не соскучишься!

Он снял с подноса Елены чашку кофе, а свободной рукой хотел обнять Елену за талию, но она, чуть прогнувшись, высвободилась, поставив поднос на подоконник, подошла к Андрею.

— Больно?

— Нет! — почти закричал Андрей и посмотрел на нее совсем счастливыми глазами.

Елена торопливо взяла его руку, стала вглядываться в ладонь. Не выпуская ее, сказала:

— Вы должны быть очень счастливы, Андрей. У вас линия дела совпадает с линией жизни.

Вернувшись в Одессу, Андрей почти, две недели не решался зайти в палату Нины. Степану и Гале запретил сообщать о своем возвращении.

— Жестоковато, старик. Каждый день о тебе спрашивает.

— Да? А войти в палату и развести руками: «Извини, Ниночка, ничем пока помочь не можем», — это как?

Степан только вздохнул.

Работали на монтаже установки без устали. Спали по очереди. Хорошо, Галя, по-бабьи вздыхая при виде явно сдавшего в своем весе Степочки, приносила в двух термосах и судках горячую еду. Какую? Убей Андрея — не скажет, что он сейчас торопливо проглотил. Днем помогал Виктор Крамаренко, вызванный Андреем из отпуска, укативший было на Тендровскую косу сотрудник института связи. Попытку Андрея как-то оплатить труд Виктора (как, он и сам-то еще не очень представлял, хотя Светлова и готова была «пойти на необходимые финансовые нарушения») Крамаренко пресек самым категорическим образом:

— Никаких оплат по соглашению! Мне это, — он кивнул на установку, — безумно интересно. Я бы тебе сам должен приплатить, да нечем! — В синих, увеличенных стеклами очков, глазах Виктора сияла такая увлеченность, что Андрею действительно стало неловко за начатый им разговор об оплате.

— Ты вот, мне про Артура поподробней расскажи. Как-никак три последних курса трубили вместе.

Не мог Андрей признаться, что Артур Деркач начисто забыл Крамаренко, перепутав его с кем-то из укативших в Новосибирск. И Андрей врал, не очень-то убедительно, о расспросах и приветах ему, Виктору Крамаренко, со стороны преуспевшего однокурсника. И Виктор верил, растроганно хлюпал носом, покачивал головой.

— Ох, Артур! Я еще тогда знал, что он рванет вверх… Потому что он сплошная устремленность.

— Завидуешь?

Виктор приподнял острые плечи.

— Да как тебе сказать… Целеустремленность, как, впрочем, любое гипертрофированное качество человеческой натуры, имеет ведь и свои минусы… Рассказывали мне как-то об одном биологе, всю жизнь отдавшему детальному исследованию дождевого червя. Когда ученый дошел до описания центрального сегмента, кто-то из учеников спросил, когда он надеется закончить исследование? Биолог развел руками и ответил: «Червяк длинен, а жизнь коротка!»

Андрей рассмеялся.

— Ну, Деркача к червяку не приклеишь.

— Неважно, к чему приклеиваться! — Виктор черканул отверткой но воздуху. — По сторонам тоже надо поглядеть, а Артур… Как у него с личной жизнью?

Андрей быстро склонился, поднял со стула тестер, стал зачем-то протирать его полой халата.

— Это я не очень понял.

— Во! — подхватил Виктор. — Не понял и не поймешь. Рядом с ним человеку трудно.

Оттягивая и оттягивая визит в палату Нины, временами начисто забывая о ней за монтажным авралом, Андрей тем не менее ловил себя на том, что почти ежечасно думает о Елене. Нет, нечего себя обманывать, объясняя непроходящие думы о ней естественным желанием располагать помощью столь квалифицированного физика, как Елена Скворцова. Елена возникала в памяти отнюдь не как физик. Звучал ее низкий, всегда как-то согревающий голос, мерцали, снимая усталость, ее зеленоватые, затемненные густыми подрагивающими ресницами глаза.