Игорь Неверов - Антарктика

— Вы стали лучше видеть, Федор Федорович? — Андрей взял руку Федора Федоровича — вроде бы так, потрепать, а сам нащупывал пульс.

Федор Федорович вырвал руку.

— Вчера замерили — все в норме. Это без тебя… Да и погода ломалась.

— Мистер Вихоров! — Рамсей встряхнул янтарные четки. — Я хочу позволять высказать свой диагноз относительно Теодора.

— Что ж, это интересно! — Андрей вежливо повернулся к Рамсею, словно тот мог это видеть.

— Теодор… все время делит свое одно сердце на весь мир. Кусочек сердца на Кубу, другой кусочек Вьетнам, Африка… И везде своя боль. И Теодор хочет всю боль собрать в своем сердце. Но это не смог даже Иесус Христос. Это кончилось очень для него печально.

— Чуешь? — Федор Федррович встрепенулся, явно готовясь в атаку, но Андрей придержал его рукой за плечо, спросил:

— Разве, мистер Рамсей, вам самому не бывает… больно. или стыдно за то, что порой происходит в мире?

Рамсей ответил не сразу. Он достал «Беломор», но, может, вспомнив о Федоре Федоровиче, отложил папиросу.

— Доктор Вихоров. Я должен сказать, меня сразу после войны приглашали визитом вашу страну. Когда мы еще… союзнический дух… Пока…

— Сэр Уинстон Черчилль не выступил в Фултоне! — не сдержался Федор Федорович.

Рамсей поднял белую ладонь, укоризненно спросил:

— Мы же договорились, Теодор?

— Эскюз ми. Молчу.

— Я вас слушаю, мистер Рамсей. Вас приглашали к нам, а вы не приняли приглашения?

— Не совсем так… Я все откладывал свой визит.

Я давно не имею больших иллюзий о нашем мире. О человечестве… Но кое-что я видел у вас во время войны. Кое-что слыхал. И все время думал. А может быть? Может, вы действительно… Я боялся потерять последний шанс обрести вновь надежду. Пусть иллюзию! И все не ехал, не ехал… Пока не ослеп.

Федор Федорович приоткрыл было рот, но сдержался. Промолчал.

— Что ж, мистер Рамсей, — Андрей встал. — Могу вас заверить, что мы сделаем все, чтобы вы увидели наш мир. Вам только останется выбрать точку зрения.

… Они вышли друг на друга неожиданно — чуть не столкнулись на крутом повороте коридора. Степан смутился, торопливо спрятал за спину толстый журнал.

— Что в лаборатории? — Андрей схватил Степана за рукав.

— А-а! — разочарованно протянул Степан. — Как пишут в таких случаях, — царит энтузиазм.

— Ты что, не в духе?

Степан капризно скривился, хлопнул себя по колену журналом.

— С чего быть в духе? Ну ладно, твой Виктор инженер…

— Кандидат технических!

— Ладно, кандидат… А в помощниках у него Филька. Сантехник!

— Ну и что?

— А то, что несерьезно все это!

— Перестань!.. — Андрей укоризненно покачал головой. — Я тоже устал, однако…

— Однако вчера спорил со Светловой.

— Это по поводу работы Захарова? Разве я был не прав?

Степан снова дернулся:

— Прав — не прав!.. Разрешать эксперимент в конце концов будет Светлова. Сейчас не время ссориться с начальством.

Андрей оттолкнул Степана, рассмеялся:

— Слушай, ты правда того… Переутомился. Может, с Галей поссорился? — Андрей потянулся к журналу. — «Медикл ревю»? Дашь потом посмотреть?

Степан торопливо спрятал журнал за спину.

— Вот именно. Потом!

Андрей не понял причины зловещей многозначительности ответа, непреходящего раздражения, проступавшего даже в походке вдруг заспешившего Степана. Долго смотрел в удалявшуюся спину друга, и в глазах густела обида. Степан не оглянулся. И Андрей пошел в лабораторию.

У Фильки, о котором так пренебрежительно отозвался Степан, длинные волосы и испуганные глаза, как у кролика, которого он, поглаживая, зажимал металлическими обручами перед прицелом установки.

Дернулась голова кролика и застыла, обхваченная жестким обручем. Только глаза заметались пуще прежнего.

«Ду-мм!» — красная молния ударила в кроличью голову.

Кролик вздрогнул и мертвенно обвис. В клетке у окна заметались еще два — серый и черный.

— Может, — Филька осторожно приблизился к Андрею. — Может, он не умер? Обморок с перепугу?

— Готовьте следующего! — Андрей повернулся к Виктору. — Можно еще уменьшить импульс?

Виктор, пожав плечами, вскрыл панель установки.

— Серого! Серого давайте! — почему-то потребовал Филька.

Вошел Степан. Встал у стены.

Андрей даже не посмотрел в его сторону, хотя и понял, что Степке стыдно за недавнюю слабость.

Забилась, стараясь высвободиться из тисков, кроличья тушка.

— Живой! — завопил Филька.

Степан стал осторожно приближаться к установке.

Еще раз вздрогнув, кролик обвис.

В невыносимой тишине было слышно, как ошалело бьется о прутья клетки третий кролик.

Степан поднял за уши тушку мертвого кролика, посмотрел в его полузакрытые безжизненные глаза.

— М-да!.. Чтобы сделать рагу из зайца, надо иметь как минимум… лазер.

Андрей не успел взорваться, потому что Степан неожиданно серьезно продолжил:

— Понимаешь, я посмотрел глаза всех наших жертв…. У некоторых и кровоизлияния-то нет. Может, действительно, мрут от шока? А человек не кролик. Глядишь — и не помрет.

— Ну да, — усмехнулся Андрей. — На ком проверим? На тебе?

— Лучше на докторе Гудкове. Разведка доносит — Гудков развивает бурную деятельность против нас.

Андрей покачал головой.

— Сейчас не столь важно, от чего они мрут. Налицо заколдованный круг: уменьшаем импульс — нет прижигания. Увеличиваем — кровоизлияние.

— О друзи мои, друзи! — Виктор Крамаренко в сердцах отбросил чистую ветошь. — Горит мое реноме кандидата технических, но должен сделать горькое для себя заявление: боюсь, что без Артура Деркача нам не обойтись!

— Что ж, попытаемся его вызвать! — Голос остановившейся у порога Светловой прозвучал столь неожиданно, что все вздрогнули. Удрученные очередной неудачей, экспериментаторы и не заметили ее появления. Светлова прошла к установке. — И Деркача вашего вызовем, и подключим физиков из нашего политехнического… Так что не торопитесь носы вешать… И знаете что? Прекратите вы эти ночные авралы. Учтите, что самое тяжелое и неблагодарное дело — это лечить самих врачей.

«Самолет идет на посадку. Прошу застегнуть поясные ремни!» Стюардесса улыбалась всем. Но Деркачу казалось — только ему. Он удовлетворенно хмыкнул, отметив тополиную гибкость аэрофлотовской девушки, и улыбнулся ей в ответ.

Стюардесса вспыхнула и отвернулась, засмотрелась в иллюминатор.

Ничего не видно за иллюминатором, кроме клубящейся светло-серой пелены… Снижаясь, самолет подрагивал, словно катился по невидимым ухабам.

Стремительно скользила по черному циферблату белая стрелка вынесенного в салон альтиметра. Боль в ушах от резкой потери высоты заставила Деркача страдальчески поморщиться. Сразу же около него оказалась стюардесса.