Вильям Гиллер - Тихий тиран

— Опять на операционный стол хотите положить? — грустно пошутила Зоя. — У вас, у хирургов, все сюрпризы с ножа начинаются и ножом заканчиваются.

— Ну, не стоит так страшно шутить, — усмехнулся Фатеев, — а то я подумаю, что вы на меня за что-то обижаетесь.

— Я на вас?! — тихо спросила Зоя. — Да если б верующей была, в церковь пошла бы, свечу поставила.

— Ладно, обойдемся без церкви, — явно сконфузился Фатеев, — муж ваш через два часа приедет. В порядке исключения его пропустят к вам… Я разрешил.

«Вася приедет… — испугалась Зоя, — но я же не знала, я такая страшненькая… Даже не причесалась…»

— Спасибо, — негромко сказала она, — а вам за это не попадет от профессора Кулагина? Очень уж он строгий в таких случаях!

— Ничего, — ответил Фатеев, — как-нибудь оправдаюсь…

Василий Васильевич вошел к Фатееву, робко озираясь, словно ждал, что сейчас какие-то люди выйдут из-за белых стеклянных шкафов, сядут на белые стулья, стоящие вдоль стены, и начнут задавать ему вопросы, как на следствии.

Но никто не вышел; они были в ординаторской вдвоем, Фатеев попросил медсестру оставить их наедине.

— Василий Васильевич, — начал Фатеев, пристально глядя на Романова, — я добился для вас разрешения встретиться с женой. Вы рады?..

— Когда? — бледнея, спросил Романов.

— Сразу же после нашей беседы. Вы рады? — повторил вопрос Фатеев.

— Как вы можете спрашивать?!

— Я спрашиваю потому, что не был в этом убежден. Вы чуть было не убили свою жену. Если бы мы не задержали письмо, которое вы просили передать, сегодня Зоя была бы обречена.

— Вы прочитали мое письмо?

— Разумеется, — подтвердил Фатеев. — Вас это возмущает?

— Мне стыдно…

— Стыдно? За то, что вы написали?

— Мне стыдно, что я оказался трусом!

— Оставим эмоции в покое! Ваша жена не знает о письме и не должна знать. Это — первое условие, при котором я разрешу вам свидание. Второе условие: вы должны держаться молодцом.

— Я не смогу…

— Тогда я не смогу разрешить вам встречу. Знаете, я ведь не для того ее спасал, чтобы сейчас погубить.

— Вы мне не поверите, Виктор Дмитриевич, я так много передумал всего!.. Так перетряхнул свою душу!

— Вас замучил психоанализ? — насмешливо спросил Фатеев. — Так вот, никаких самокопаний, пока вы будете разговаривать с женой. Учтите, она вас ждет с нетерпением. Кроме того, вы в ее глазах — настоящий друг. Вы хотели отдать ей свою почку, но, к счастью, она не потребовалась. Вот та версия, которая известна ей и которую вы обязаны поддерживать.

— Но это же свыше моих сил, — пробормотал Василий Васильевич, — я не хочу изображать из себя героя!

— Никого вы не должны изображать, — возразил Фатеев. — Хотите считать себя трусом — это как вам будет угодно. Лично я не был бы столь категоричен… Всякое бывает в жизни. За свою практику не так уж часто я встречал людей, которые прибегали бы ко мне и с радостью предлагали: «Вот вам моя почка! Она мне, кажется, не нужна…» Поэтому возьмите себя в руки и будьте мужчиной. Мы — врачи — сделали все, что могли. Дальнейшее во многом зависит от вас. Вы для нее сильный. И мы подумали, что для укрепления духа будет лучше сказать ей, что вы с а м и пришли к нам и предложили свою почку… Я так и сделал… И с этого дня она резко пошла на поправку. Может быть, это совпадение, но факт остается фактом — с этого дня, а не с какого-то другого! Теперь представьте, что было бы, прочитай она ваше письмо?

— Я понимаю, — тихо сказал Романов. — Она не узнает о письме. Я постараюсь… А вам, Виктор Дмитриевич, спасибо. Вам и профессору. И всем… Вообще всем.

Он вдруг закрыл лицо руками и заплакал, Фатеев не успокаивал его. Он смотрел на Романова с чувством глубокого сострадания и думал: «А ведь это, пожалуй, трагедия… Он все равно расскажет ей, потому что, к своему несчастью, честен и искренен… И как у них будет после?.. Но для нас важно, чтоб он не говорил ничего сейчас, в ближайшие несколько месяцев…»

Романов вытер слезы и молча, ссутулившись, подошел к дверям.

Заложив руки за спину, ходил и ходил взад-вперед по кабинету Сергей Сергеевич. Останавливался у левитановского «Вечного покоя», но не было ему успокоения, не было тишины и тихой радости… Что-то случилось в мире; что-то надломилось, треснуло и поникло в характере профессора. «Железный дровосек» — звали его когда-то товарищи по курсу, — глаз-алмаз, скальпель прирос к кисти шестым пальцем, стальным… И что же?

На старости лет от собственного сына услышать привелось:

— Извини, отец… Не расстраивайся только… Горохов-то Федор привет тебе передал — с того света.

— Из Аляски, что ли? — попробовал пошутить Сергей Сергеевич.

— Из Якутии… С полутора метров вечной мерзлоты, — ответил Слава. — По твоей милости, между прочим… Твоими молитвами!

И не кончилось на этом… Вызвал к себе профессор своего заместителя, точнее, заместительницу — доктора медицинских наук Крупину, полистал при ней историю болезни полковника Манукянца, насупился недобро.

— Тамара Савельевна!.. Я изучил все это… — хмуро сообщил он, откладывая в сторону пачку кардиограмм, анализов и рентгеновских снимков. — Должен вам сказать, что мы бессильны в данном конкретном случае. Вы поторопились, поместив больного в институт…

Тамара, небрежно причесанная и осунувшаяся, безучастно смотрела в пол, сцепив на полных коленях побелевшие от напряжения пальцы.

— Мне звонил товарищ Фирсов… Интересовался… Что же мы ответим ему, хотел бы я знать? И кто ответит за еще один летальный исход?.. Опять я?

— Один уже ответил, — сказала Тамара. — Всей жизнью своей ответил… Найдутся и другие. Ваша репутация, профессор, не будет подмочена. Ведь вы в стороне. Выше и все дальше от смертных… От нас, да и от больных.

— Одно средство… Перемонтаж сосудов. Тема вашей докторской диссертации, — сухо и зло сказал Кулагин. — но где руки?.. Чьи руки осуществят все это? Такие операции у нас еще никто не делает.

— Надо делать, Сергей Сергеевич!.. Пора, давно пора… А руки найдутся. Чем не руки, взгляните! — Тамара протянула перед собой широковатые, с короткими ногтями руки — белые и шероховатые от постоянного мытья и дезинфекции, сама посмотрела на них с недоумением и досадой, покачала растрепавшейся прической. — Елену Васильевну… если согласится, конечно, в ассистенты попрошу. Она сможет, верю… Не все же ей карандашики затачивать!

— Так!.. — сказал профессор и резко повернулся на каблуках. — Так! Значит, эксперимент: операция на сердце по методу доктора Крупиной?

— Горохова — Крупиной… — как эхо, отозвалась Тамара. — Он начинал, а я лишь на подхвате… Решайтесь, Сергей Сергеевич.

— Знаете, Тамара Савельевна, с некоторых пор я думаю, что ошибался, полагая, будто изучил вас… Вы сейчас домой?.. Отдежурили?