Вильям Гиллер - Тихий тиран

— Вы что же, живете в этих краях? — спросил он, чтобы разрядить неловкость случайной встречи.

— Мой дом за углом… — сказала Елена. — Не хотите зайти ко мне в гости, Виктор Дмитриевич? Угощу настоящим кофе и миндалем… Не спешите?

— Куда спешить холостяку?

— Так я вам и поверила! — Елена внимательно посмотрела на Фатеева. — Послушайте, Виктор Дмитриевич, а ведь это счастливое совпадение — я тоже свободна. В конце концов, помимо работы, коллег должно связывать и кое-что другое. Если хотите, это мое убеждение!.. Пойдемте в кафе?

— Что вы, что вы! — Фатеев сделал вид, что испугался. — Желтый огурец в очках рядом с такой очаровательной блондинкой в норковой шубе? Нет, я не рискую…

Богоявленская звонко рассмеялась.

— Не такой уж вы огурец! Да и очки у вас в золотой оправе!..

— Вы полагаете, туда легко попасть? — покосился на двери кафе Фатеев. — Говорят, в него пускают лишь по специальным пригласительным билетам.

— Браво! — перебила Богоявленская. — Вы типичный представитель сильного пола второй половины века!.. Рефлектирующий огурец! Ладно. Беру инициативу на себя. Тем более что я недавно спасла от смерти директора этого кафе.

— Вот как? — удивился Фатеев.

— Я удалила с его могучей шеи три маленьких жировичка, причем в домашних условиях. Вот увидите, как он нас встретит…

Действительно, увидев входящих, директор кафе поспешил им навстречу.

— Очень рад, Еленочка, очень рад!

Он помог ей снять шубу, протянул гардеробщику, многозначительно подчеркнув:

— К безномерным.

Повернул сияющее лицо к Богоявленской, шутливо упрекнул:

— Я на вас сержусь, Еленочка, да, да, сержусь! Почему вы так редко приходите к нам? Я вам трижды оставлял столик…

— Слишком занята, — поправляя перед зеркалом волосы, сказала Богоявленская. — Между прочим, познакомьтесь… Со мной академик Хвостатов. Прямо из Москвы, проездом в Монреаль… Голодный и злой до неприличия.

Директор, до этого не обращавший внимания на мужчину в золотых очках, остолбенел:

— Настоящий академик?!

— Настоящий, — вздохнул Фатеев, включаясь в мистификацию.

— А вы не могли бы как-нибудь выступить у нас? — Директор решил сразу взять быка за рога. — Время от времени мы проводим мероприятия… Сеем разумное и вечное…

— Это весьма, знаете ли, любопытно и похвально, — с высоты своего величия одобрил «академик». — Но… после симпозиума.

Музыканты настраивали инструменты; хорошенькие официанточки в белых наколках обходили столики, вновь и вновь поправляя приборы, раскладывая изящно оформленные карточки-меню, придирчиво оглядывая свое хозяйство.

— Увы, глубокоуважаемый директор, — небрежно ронял Фатеев, — говоря строго конфиденциально, не делайте ставку на академиков…

— Почему же?

— Академики, скажу я вам, — это дилетанты. Целесообразнее пригласить читателя-ветерана журнала «Здоровье» и устроить вечер вопросов и ответов на тему «Как я сам себя вылечил?».

— Вы думаете, это будет убедительно?

— Более чем убедительно! — заверил Фатеев.

Бесспорно, их столик предназначался для самых почетных гостей. Он стоял сбоку от эстрады, но так, что и эстрада и весь зал были как на ладони. Столик надежно маскировали от любопытных взглядов цветы в больших вазах, стоявших на полу.

— Пить будем? — надменно спросил Фатеев, обращаясь к Богоявленской, и строго посмотрел на официантку, отчего та немедленно сконфузилась.

— Будем, — ответила Елена, — все, кроме водки.

— А мы не продаем водку, — осмелилась пискнуть официантка, — запрещено.

— И весьма разумно! — жестко перебил Фатеев. — Ибо водка — это враг. А посему принесите нам бутылочку армянского коньяка, в три звездочки, шампанское, фрукты и кофе…

— А из закусок?

— Само собой… холодную рыбку, маслины, сыр, масло, ростбиф… Гори огнем Нобелевская премия!

Приняв заказ, официантка исчезла в лабиринтах кафе.

— Ну как? — Фатеев подмигнул Богоявленской. — Справился с ролью?

— На пять с плюсом! У вас врожденный талант мистификатора.

Рядом неожиданно раздался оглушительный взрыв: оркестр «Молодежного» кафе начал свою работу.

— Впечатляет! — сказал Фатеев, затыкая правое ухо пальцем.

— Джаз-модерн, — прокомментировала Елена, — лучшие музыкальные силы города. Придется потерпеть, Виктор Дмитриевич.

— Я просто старый тюфяк, — пожаловался Фатеев, — к тому же отсталый. Из легкой музыки люблю только медленное и тихое.

— Интим моей бабушки?.. «Отцвели уж давно хризантемы в саду»?.. А я вот люблю громкое и быстрое. Поэтому дозревайте скорее, мне хочется танцевать!

Фатееву было приятно, легко и безмятежно слушать ее хрипловатый голос. Он был переполнен благодарностью, и захотелось эту благодарность, эту признательность немедленно выразить.

— Вы не поверите, Елена Васильевна, я забыл, когда танцевал последний раз!

— Потому что вы живете, как рак-отшельник! Кстати, почему вы до сих пор не женаты?

— А черт его знает! — махнул рукой Фатеев. — Возможно, потому, что в нашем городе появилась густая сеть прачечных.

— И это все, на что годится жена? Стирать вам белье? — ахнула Елена. — Боже мой, да вы же настоящий варвар!

— Так ему, — подхватил Фатеев, — всыпьте как следует! Ну, а если серьезно, то я боюсь брака. Мне кажется, он что-то убивает в людях.

— Вы не оригинальны, — презрительно заметила Елена, — подобным образом рассуждают все мужчины-эгоисты. Я знаю людей, которые прожили вместе полвека и продолжают любить друг друга.

— Это уже патология, — отмахнулся Фатеев, — всякому овощу — свой фрукт.

— Если вы скажете еще что-нибудь в таком же духе, я на вас рассержусь всерьез! — пригрозила Богоявленская. — Я уже слышала нечто подобное от своего бывшего мужа. А теперь он звонит мне каждый вечер и требует, чтобы мы снова расписались.

— Вам хочется снова выйти замуж? — прямо спросил Фатеев.

— А какой женщине этого не хочется? — У нее неожиданно дрогнул голос. — Женщина — существо неуправляемое, но она только и мечтает, чтобы кто-то управлял ею. Боже мой, да что вы, мужики, понимаете в нашей психологии?!

— Куда уж нам! — рассмеялся Фатеев. — Один лишь и был, кто кумекал, да и тот давно почил в бозе. Мсье Бальзак.

— Как бы не так! — нервно повела плечами Елена. — Ничего он не понимал. Это мы, женщины, придумали для вас, будто понимал…

— Не очень-то хорошего вы мнения о вашей сестре!

— Не при члене партбюро будь сказано, — усмехнулась Богоявленская, — но я вообще не очень хорошего мнения о людях!

— Неужели о всех?

— Говорить о всех, милый Виктор Дмитриевич, значит, ни о ком не говорить! — В голосе Богоявленской появились металлические нотки. — Я говорю о тех, кого знаю.