Вячеслав Бучарский - Зеленый остров

Демобилизовавшись, Сергей опять не захотел поступать в институт, а Галочка в это время уже училась на историческом факультете пединститута. Сергей же вернулся к станку и, как с болью замечала Нина Федоровна, стал менее откровенным, все более отдалялся от матери. Но в конце концов этого можно ожидать от парня, которому пора жениться. Только вот, оказывается, и от Галочки, с детства нареченной невесты, тоже отвернулся!

Вместе с Валентиной вышли на территорию, прилегавшую к заводской проходной. Нина Федоровна любила эту парадную часть завода, так напоминавшую ухоженный сквер. Перед Майскими праздниками на заводской территории провели субботник по благоустройству. Потому еще прозрачны были стекла в окнах заводоуправления, еще сохранилась побелка на стволах тополей и вязов, а также на бордюрных камнях, обрамлявших латаный асфальт тротуаров. Молодая листва на деревьях была плотной, сочной, анютиными глазками пестрели газоны. На большой клумбе, где уже отцвели тюльпаны, садовницы, румяные упитанные девчата, высаживали в грунт ростки нарциссов. Садовницы громко болтали между собой и, видно, о чем-то веселом, потому что то и дело раскатывался задорный хохот. Одеты они были в легкие платья, и когда нагибались, прикапывая рассаду, их ноги до неприличия обнажались. Но девчат это нисколько не смущало. Нина Федоровна расслышала, когда проходили с Валентиной мимо, по-мужски крепкие словечки в звонкой трескотне садовниц. Валентина при этом метнула веселый взгляд на Нину Федоровну, та поморщилась, тяжело вздохнула.

Больше двадцати лет проработала на заводе Нина Федоровна. Все в одной и той же метрологической лаборатории. По долгу службы ей приходилось нередко бывать в цехах, поэтому многих из тех, чьи портреты она озирала нетерпеливым взглядом, знала лично. Все это были очень порядочные и трудолюбивые люди. И задерживая взгляд на знакомых лицах, Нина Федоровна недоумевала, как могла затесаться среди них такая легкомысленная женщина, как Зоя Дягилева. А в том, что она легкомысленная, даже безнравственная, Нина Федоровна не сомневалась: порядочная одинокая женщина не станет путаться с парнем моложе себя. Ведь не имела же дел с такими парнями сама Нина Федоровна, когда рассталась с мужем, не искала молоденького отчима трехлетнему Сереже!

Валентина наконец остановилась и взглядом показала на портрет в нижнем углу стенда, посвященного молодым передовикам.

— Вот эта самая и есть Дягилева, — многозначительно произнесла Валентина.

Обыкновенное девичье лицо, без улыбки, чуть скуластое, с маленьким прямым носом и темными, полными спокойного достоинства глазами смотрело с черно-белой фотокарточки.

— Ничего не понимаю, — тихо сказала Нина Федоровна. — Вот у этой — ребенок.

— Да, ее Ленке уже пять лет. Это Зойка выглядит так молодо. А ей уже двадцать шесть, мы же в одном классе учились, — прокомментировала Валентина, с недоброй насмешливостью вглядываясь в портрет контролера ОТК Дягилевой.

Из-за убаюкивающего ритма вероятность брака на полуавтоматах была велика, потому всякий раз обход токарного участка Дягилева начинала с этих станков.

Кольца у Коршункова оказались в порядке. Зоя старательно сложила их в прежние столбики, потом, подняв голову, ласково посмотрела на увлеченного работой Сергея. Тот вырвался из станочного ритма, шагнул к столу, у которого остановилась Зоя, оперся на него руками — упали на широкий лоб русые волосы. Тыльной стороной кисти он отбросил их, но пряди снова свалились. Он что-то сказал Зое, показав в улыбке белые зубы. Зоя кивнула и ответила ему неуемной улыбкой.

Напористый голос Витюни Фролова отвлек Игоря.

— Вот она, значит, какая любовь-то! Теперича Зойку от полуавтоматов не отгонишь!.. Нет, ты видал, как она возле Сергея вертелась, а?

Обернувшись, Игорь увидел лоснящееся, с возбужденно-веселыми черными глазами лицо Фролова. Его молодое, низколобое лицо!..

— Да какое твое собачье дело! — не сдержался, закричал Игорь. — Что ты везде лезешь, чушь всякую несешь, как Сивков какой-нибудь! Ладно, Сивков, он неудачник, ему в жизни не было счастья, а ты-то что?

— Во, псих! — удивился Фролов. — Ты что, совсем уже?..

— Это не я — уже! Это вы все… Вот ходят и жужжат, как мухи: Коршунков — Дягилева, Коршунков — Дягилева… Узнать бы, кто про них разболтал, я бы тому морду набил, ей-богу!..

— Ну, дает! — Фролов таращил глаза. — А что это ты за них так заступаешься? Прямо как отец родной…

— Нет, ты мне скажи, от кого про Серегу и Зойку узнал? Ну, не бойся, скажи!

— Да я в раздевалке слышал. Про них уже весь цех говорит… А что тут особенного? Интересный случай, поэтому и говорят. У каждого ведь свое мнение имеется… Я вот думаю, что Серега не такой дурак, чтобы с Зойкой по-настоящему сошелся. Погреется малость — и прощай, дорогая!.. Он парень ушлый — я таких за версту по запаху узнаю.

— Да ты уж, конечно! — успокаиваясь, насмешливо воскликнул Игорь. — Ты у нас известный мудрец… Вон станок твой зазря электроэнергию расходует. Иди, вкалывай, любознательный мальчик!

Глаза Витюни будто погасли, утеряв живую веселость. Фролов молча развернулся и пошел к своему станку.

А Сергей Коршунков работал так увлеченно, что не замечал ни любопытствующих взглядов токарей и проходивших мимо цеховых работников, ни призывных взглядов своего друга Игоря Карцева. И не подходил к ящику с песком, когда устраивался там на перекур Игорь. Дымя сигаретой в одиночестве, Игорь смотрел то на Коршункова, то на своего наставника и спрашивал себя: неужели Сазонов мог разболтать?

Не так давно за токарным участком закрепили обработку тонкостенных колец. Расценки были высокими, но токари брались за новый тип неохотно: слишком жестки были требования на равномерность толщины стенок колец. Из-за того, что кулачки патрона, сжимая кольцо, деформировали его, получалось много брака.

И вот Сазонов придумал специальную разрезную оправку и сам же ее сделал. Он так удачно подобрал внутренний диаметр, что заготовки входили свободно и зажимались в патроне надежно. «Просто, как все гениальное!» — радовался Сазонов, демонстрируя изобретение токарям.

Крупная, гордо вскинутая голова, щекастое лицо, прокуренные зубы, тяжелый подбородок — этот привычный облик наставника вдруг вызвал у Игоря чувство неприязни. «Ишь, какой он мордастый, здоровый!» — подумал Игорь раздраженно. И в ту минуту словно очнулся от сна — понял, что напрасно надеялся выправиться, стать таким же мастеровитым и смекалистым токарем, каким был Сазонов. Никогда и ничего он не изобретет и работать так же, как его наставник или начинавший обгонять Сазонова Серега Коршунков, не сможет, потому что не любит эти дурацкие станки — и вообще тесно и мучительно ему в токарном цехе, среди грубых людей, в подчинении бесчувственного мастера Лучинина!