Вячеслав Бучарский - Зеленый остров

— Ну конечно, конечно, — пугливо проговорила Нина Федоровна. Она привыкла себя считать сильным человеком — и поразилась упрямству этой странной молодой женщины, которая, оказывается, не всякого мужчину считала способным к отцовству. — Конечно, имеете право, кто же может запретить!.. Но мне-то как быть? Вот я буду писать письмо Сереже, что ему — сообщить об этом?

— А это уж как вы хотите, — сказала Зоя спокойно и двинулась дальше по пустынной аллее.

Нас окружают и сопровождают тайны. Разве не тайна — завтрашний, послезавтрашний день, вообще вся будущая жизнь человека, таинственная уже самой продолжительностью? А что думает обо мне близкий человек? А что он чувствует, переживает в ту или иную минуту?.. Загадки поджидают нас на каждом шагу. Может быть, та таинственная сила, что заставляет нас упорно вырываться из беды, из болезни, — любопытство, то есть стремление разгадывать клубящиеся вокруг каждого из нас тайны?

Но самая волнующая тайна вторгается в жизнь женщины, открывшей в себе беременность. И продолжается эта тайна до той минуты, когда врач покажет измученной, полумертвой роженице ее изумительное произведение — живого, орущего на весь белый свет младенца; тогда наконец становится известно, кем пополнился мир: еще одним мужчиной или еще одной женщиной.

Все подруги в один голос предсказывали Зое, что родит сына. Ни Светлана Прохорова, ни Инна Анохина, ни Ольга Шарапова не собирались рожать второго ребенка. Однако беременность Зои каждая из них переживала остро — в каждой ожило материнство.

— И не сомневайся, — внушала Зое, как всегда, категоричная Светлана, — мужика родишь. Ты посмотри, какой у тебя острый живот!

И Светлана задерживала завистливый взгляд на той части Зоиного тела, где жила, беспокойно толкалась ножками тайна. Потом Светлана деловито поправляла очки, и устремляла на Зою уже жалостливый, полный сочувствия взгляд.

— А все-таки, Зойка, не понимаю я тебя! Что тебе, плохо жилось раньше? Такая красавица — сколько мужиков по тебе вздыхало. Свиридов вон до сих пор интересуется… А теперь? Ну как вы будете впятером жить в такой маленькой комнатке?

— Проживем как-нибудь! — отмахивалась Зоя. Ее в самом деле теперь не волновали вопросы благоустройства. Дело было начато, изменить уже ничего было нельзя, и эта неотвратимость событий придавала ей спокойствие и твердость, постичь которые никак не могли подруги.

— Нет! Зойка, ты просто рехнулась, это точно! — с волнением утверждала Инна Анохина. — Ты только подумай: ну кто захочет взять в жены одиночку с двумя детишками? Нет, замуж тебе уже ни в жизнь не выскочить!

— Уж это так, — спокойно соглашалась Зоя.

— Ну а как же ты станешь жить? Неужели больше не хочется… ну, любви, что ли, женского удовольствия?

— Хочется… Потому и решилась.

— Да кто к тебе придет, к многодетной?.. Или ты думаешь, что все счастье — в детях?

— Не все, конечно. Но того счастья, что в детях, мне как раз и хватит.

Инна смотрела на Зою выпуклыми, в венчиках навощенных ресниц глазищами и злилась. Очень многие раздражаются, когда замечают, что кто-то другой понимает жизнь глубже и полнее. Про себя Инна, конечно, твердила, что Зойка просто дура. Только в этом и находит утешение тот, кто не умеет и не хочет понять другого человека.

Ольга Шарапова подбадривала подругу:

— Правильно, Дягилева, надо рожать ребятишек! А то в нашей стране скоро одни старики останутся. Вообще про тебя нужно бы в газетах написать: такая геройская женщина, решилась двоих будущих граждан растить. Может, тогда отдельную квартиру дадут… Хотя с двумя, наверное, не дадут. Вот если и третьего произведешь, тогда уж точно. Будешь искать случай для третьего?

— Зачем мне брать на себя твою женскую обязанность? — спросила Зоя. — Раз уж беспокоишься насчет низкой рождаемости — вот и постарайся сама. Тебе случай искать не надо — есть ведь законный супруг.

— А я, Зоенька, человек скромный. Проживу как-нибудь и с одним ребенком — ни к чему мне, чтобы за героиню считали!..

Маленькая Леночка тоже интересовалась маминым положением, и Зоя, чтобы не вносить ненужную путаницу в ее головку, честно призналась, что скоро родит ей братика или сестричку.

— Роди сестренку, — сказала Лена, самостоятельно снимая мягкую белую шубку, когда вернулась с матерью из детского садика. — Я с ней в куклы буду играть. А то мне одной дома скучно.

— А если братик будет?

— Нет, сестренка лучше, — со свойственной ей определенностью высказалась Лена. — Роди девочку.

Зоя улыбнулась, и слезы сверкнули между ее ресницами. Чтобы скрыть их, взяла из рук девочки шубку, стала устраивать на вешалке. Потом обняла дочь за плечи, привлекла к себе и сказала:

— Скоро уже узнаем, кто у нас родится.

— И тогда дядя Сережа приедет к нам жить?

Зоя отпустила дочь, взялась прибирать разбросанную на полу обувь.

— Дядя Сережа уехал далеко-далеко. Он не сможет к нам приехать.

— А дядя Боря? Который мне шубу подарил?

— Иди, хорошенько мой руки, — строго приказала Зоя дочери. И добавила сдержанно: — Дядя Боря тоже не приедет.

Лену и это признание матери не огорчило.

— Зато у нас есть дедушка и дядя Леша! — бодро высказалась она. — Включи свет в ванной, я же не достаю еще!

Зоя нажала выключатель. Леночка самостоятельно пустила воду, загремела струя в пустой гулкой ванне, а Зоя осталась за дверью, обессиленно прислонившись к стене.

Но больше всех огорчала Зою Лариса: она перестала разговаривать с Зоей. И если встречались взглядами, Зое душно становилось от тоскливых, переполненных неутолимой злобой глаз невестки. Между тем дела у Алексея пошли в гору. Ему заменили руководителя, он закончил большую работу по текучести кадров, которую проводил на основе данных городского, бюро по трудоустройству, и теперь обсчитывал результаты на вычислительной машине. Возвращался из института поздно вечером, рассеянный, усталый и счастливый.

Как-то Зоя застала брата одного в кухне. Уставившись задумчивым взглядом в выщерблину в крашенной голубой масляной краской стене, он медлительно черпал ложкой и хлебал щи, которые сам же разогрел на плите. Лариса у себя в комнате смотрела телевизор.

Зоя села сбоку стола, чтобы видеть лицо брата.

— Леш, поговорить надо, — сказала она.

— Давай поговорим, — очнулся Алексей и с доброй улыбкой посмотрел на Зою.

— Лешка, я пока терплю. Я многое могу вытерпеть, ты же знаешь. Потому и нет в нашем доме скандала. Но, Леш, объясни хоть ты: за что она меня так ненавидит?

— Кто? — с испугом на крупном, как бы запорошенном песком — щетиной, лице спросил Алексей.

— Ты же знаешь кто.

— Ну, Зоенька, это тебе кажется!.. Характер у Ларисы тяжелый, конечно, но насчет ненависти… я не знаю. По-моему, этого нет.