Александр Листовский - Калёные тропы

В дверь постучали.

— Войди! — сказал Ладыгин.

В комнату, осторожно ступая, вошел пожилой казак с изрытым оспой лицом.

— Ты что, Назаров? — спросил Иван Ильич.

— Проститься пришел, товарищ командир, — сказал Назаров, потупившись.

Ладыгин с удивлением взглянул на него.

— И ты остаешься?

— Остаюсь, товарищ комэск…

Иван Ильич укоризненно покачал головой.

— Выходит, Назаров, что ты свою шкуру ставишь выше народного дела?.. Да, брат, не ожидал… А еще старый боец, доброволец!

— Так что же, я ить не один, товарищ комэск. Все старики, которые из добровольцев, остаются. Хозяйство приводить в порядок надо. Гляди, какая кругом разрушения. А тут в этакой путь… Куда ж нам, старикам?

— Да разве ты старик? Смотри, какой молодец!

— Пятьдесят пять, товарищ комэск. Словно и не старик ищо, но все жа… Так что вы извиняйте, а нам в поход иттить не с руки.

— Жаль, жаль, — холодно сказал Ладыгин. — Ну что ж, дело хозяйское… Ты и коня берешь?

— У меня собственный.

— Да-а… Все же, Назаров, может, подумаешь? Товарищи уходят, а ты остаешься! Нехорошо ведь? А? Давай, брат, иди с нами!

— Никак нет, товарищ комэск, нам уходить никак невозможно… Так что уж не серчайте… До свиданьица! Спасибо за ласку.

Казак, весь съежившись, вылез за дверь.

Ладыгин подошел к зеркалу, нахмурившись, стал причесывать сильно поредевшие русые волосы.

Оглядев в зеркале свое худощавое русское лицо с прямым, тонким и несколько коротковатым носом над подстриженными усами, он надел буденовку и, оправив гимнастерку, вышел во двор.

Бурый с белыми бабками жеребец Гладиатор, а попросту Мишка, привязанный у тачанки рядом с небольшим рыжим коньком, встретил его приветливым ржаньем.

Ординарец Крутуха, высокий красивый парень, со свойственной терским казакам гордой осанкой, деловито вьючил седло.

— Здравствуй, Крутуха! — поздоровался Ладыгин.

— Здравия желаю, товарищ комэск! — не отрываясь от работы, бойко ответил Крутуха.

Иван Ильич подошел к нему и заглянул в переметные сумы.

Крутуха бросил на командира быстрый взгляд.

— Консервы с полка привезли. Какие-сь чудные банки, не по-нашему на них писано. Я уж получил, — негромко проговорил он, искоса поглядывая, какое впечатление произведет на командира его сообщение.

— Добре. Смотри береги. Они нам еще в пути пригодятся, — сказал Ладыгин.

Он оглядел двор и вдруг увидел лежавшего на бревне большого сазана.

— Где рыбу взял? — с удивлением спросил он.

— Хлопцы принесли. Бреднем наловили.

— Вот это добре. Отдай хозяйке на завтрак.

Крутуха молча кивнул.

— Не перековать ли нам правую? — спросил он, когда Ладыгин подошел к жеребцу и с грубоватой нежностью потрепал его по упитанной шее.

Иван Ильич нагнулся, поднял у жеребца ногу и стал внимательно осматривать ковку. Мишка прижал уши, шаля, куснул Ладыгина зубами за плечо и, притворяясь рассерженным, грозно всхрапнул.

Иван Ильич выпрямился.

— Ты что ж это, а? Разве можно хозяина так? — Он с укоризненным видом покачал головой. — Фу, срам какой!

Увидав, что глаза хозяина, несмотря на гневно сдвинутые брови, смотрят с обычным мягким выражением, Мишка повел ушами, качнул мордой, словно улыбнулся. Он хорошо знал, что этот молчаливый, ласковый человек только притворяется сейчас сердитым и никогда не ударит. Жеребец доверчиво ткнулся жесткой губой в хозяйский карман и, получив кусок сахару, захрустел, помахивая коротким хвостом и медленно двигая надглазными ямками.

Ворота скрипнули. Держа подмышкой сундучок и шинель, во двор вошел высокий худой человек, в котором Иван Ильич узнал военкома первого эскадрона Ильвачева.

Не спеша ступая длинными ногами, Ильвачев подошел, к нему, поставил сундучок, положил сверху шинель и раздельно, словно отрубая слова, сказал:

— Здорово! К тебе назначен. Военкомом. — И, помолчав, добавил: — Во всех отношениях.

— Ну? Вот это добре! — искренне обрадовался Ладыгин.

Ему нравился этот уравновешенный, настойчивый человек.

Еще во время формирования в Туле их связала общая любовь к книгам. Иван Ильич знал, что Ильвачев до революции был наборщиком в типографии, где, работая по ночам, испортил зрение. Поэтому при чтении ему приходилось пользоваться очками. Очки он терпеть не мог, постоянно терял их и вообще относился к ним с крайним пренебрежением.

— Так поверишь, что назначен к тебе, или бумажку показать? — спрашивал Ильвачев, покачиваясь на своих длинных ногах.

Иван Ильич взглянул на его худое остроносое бритое лицо и усмехнулся.

— Так, значит, я заступил, — сказал Ильвачев. — Пусть мое барахло пока здесь постоит, я схожу за конем… Да, товарищ Ладыгин, комиссар ничего тебе не говорил насчет ликвидации неграмотности?

— Нет. А что?

— Приказано за время похода ликвидировать.

Иван Ильич в недоумении пожал плечами.

— Как же на походе ее ликвидировать? На дневках [17] Во время длительных переходов конницы через каждые два-три дня движения назначаются дневки для полного отдыха лошадей и бойцов. , что ли?

— Зачем на дневках! На дневках все равно не успеть. А я придумал. Смотри!

Ильвачев нагнулся, открыл сундучок и вынул из него пачку крупно нарезанного картона.

— Видишь? — он показал Ладыгину огромную букву.

— Ну, буква. А дальше? Как ты учить-то будешь?

— Очень просто. Всех неграмотных в голову эскадрона. Переднему бойцу букву на спину, а остальные — учи! Все равно делать нечего во всех отношениях.

— А ведь ловко! Ха-ха-ха-ха! — расхохотался Иван Ильич. — Молодец! Здорово придумал.

— Уж не знаю как, но комиссар одобрил, сказал, что Хрулеву доложит… У меня тут целых три комплекта. — Ильвачев хозяйски похлопал по пачке. — Всю ночь сидел, писал… Ну, ладно, я пошел. Пока. Да, имей в виду, Иван Ильич: комполка и комиссар ходят по эскадронам.

Ильвачев, размашисто ступая, пошел со двора.

— К нам, что ли, комиссар? — спросил Крутуха, кивнув вслед Ильвачеву.

— К нам. А что?

— Ребята его больно хвалят. Говорят, очень замечательный человек… Товарищ комэск, комполка идет! — сказал он настороженно.

Иван Ильич оглянулся.

По двору шли два человека: высокий, лет сорока, с подбритыми усами на крупном лице — командир полка Панкеев, и небольшого роста, но такой плечистый, что казался квадратным, — комиссар Бочкарев.

Иван Ильич пошел им навстречу.

— Ого! Силён, Ладыгин, уже рыбки успел подловить? — улыбаясь, сказал Панкеев, здороваясь с Ладыгиным и показывая на рыбу.

— Бойцы наловили, товарищ комполка, — сказал Иван Ильич.

Панкеев нагнулся и взял рыбу.

— Сильна машина! Фунтов на десять весу. Славная уха будет, — проговорил он, прикидывая сазана на руке.

— Ну, как дела? — спросил он, бросая рыбу и повертываясь к Ладыгину.