Сергей Сартаков - Каменный фундамент. Рассказы

— Эй! Куда ты? — надрывается Полозов. — Геннадий! Слушай: вернись!

Жук останавливается, с минуту стоит не двигаясь, спиной к «Электрону», потом продолжает свой путь, слепо шаря руками впотьмах по стволам тополей.

— А-а, не может вернуться! Боится еще раз в глаза поглядеть. Пешком, думает, до дому. Ну, шагай! А это ведь тебе не берег. С острова куда пойдешь? — вполголоса говорит Рум. И резким толчком перекатывает рулевое колесо.

Сильная струя воды входит, как клин, между берегом и «Электроном», быстро отжимает катер к шумящему стрежню реки.

От испуга Полозов немеет. Ночь… Узенький островок, который под утро непременно затопит… А на острове — загадочно молчащий человек. Он бредет впотьмах, сам не зная куда…

И Полозов подбегает к Василию Руму, пытается перебороть его, повернуть рулевое колесо обратно.

«Да как же так! Бросить на острове человека! Совсем одного. На гибель…»

— Васька… Васька…

Рум отбрасывает его толчком плеча.

— Тополя с макушкой никогда не заливает, — цедит он сквозь зубы. — Зайцы и то на деревьях отсиживаются. Пусть и Жук посидит.

— Утонет… Он же не в себе…

— Хотел бы утопиться, к берегу не поплыл бы.

С острова доносится жалобный, плачущий вскрик. На косе, посреди залитых водой тальников, стоит Жук, машет руками, зовет.

— Подойдем, Васька, ну давай подойдем к нему, — просит Полозов. И зубы у него часто постукивают.

— Ага! Понял! Только сейчас понял, что на острове, — жестко говорит Рум. И кричит в темноту: — Эй, Жук! Ты понял? Может, не все еще понял? До утра все поймешь!

— Давай возьмем… — бормочет Полозов. — Мы на собрании так его проработаем…

— Ступай в нос с багром. Отбивай коряги. Не напороться бы. Мне отсюда ничего не видно, — говорит Рум. — А на Жука посвети прожектором. Пусть он сам на себя посмотрит…

В темном небе тускло мерцают летние звездочки. Дрожащими струйками, серебристой рябью отражаются в черных волнах Сургута. «Электрон» резво бежит вниз по течению. На палубе глухо стонет Левидов.

Остров остается далеко позади, сливается впотьмах с гористыми берегами реки.

Но Сургут делает крутой поворот, и на какое-то время над водой снова вдруг возникают рогатые, уродливые вершины тополей, когда-то исковерканных злыми ледоходами.

Директор одного из приангарских леспромхозов Андрей Федорович Встовский предложил мне слетать с ним на Кежек.

Я в недоумении посмотрел на Встовского: шутит ли он или говорит серьезно? Кежек… Я слышал о Кежеке. Это маленький ключ в глубине тайги, до которого по прямой от берега Ангары сто километров, а таежными тропами и все двести. Легко сказать: «слетать на Кежек»! На парашютах, что ли, выбрасываться над тайгой?

— Нет, право же, давайте слетаем, — заметив, с каким недоверием встретил я его предложение, стал настаивать Андрей Федорович. — Мне все равно на Кежек ехать надо, не был я нынче еще ни разу. У нас там на отгуле жеребята пасутся. Восхитительное местечко! Вам обязательно следует посмотреть на Кежек. Конечно, и вся наша ангарская тайга изрядная, но — Кежек… Это особенная тайга! Девственная тайга! Джунгли! Тигров, правда, нет, но зато всякого другого зверя больше, чем мошки над болотом. Мы там сумеем и поохотиться.

Последние слова Встовского меня поколебали. Действительно, там должна быть отличная охота. Разве и в самом деле поехать на Кежек?

— Все это хорошо, Андрей Федорович, — сказал я. — Но как нам позволит время? Ведь в среду вам нужно быть на совещании в тресте.

— А почему же не позволит время? Сегодня только суббота, а в понедельник мы уже вернемся.

— Да вы что, и вправду на самолете туда лететь собираетесь? — я все еще думал, что Андрей Федорович подтрунивает надо мной.

— Самым серьезным образом, — заверил он меня. — Если ехать на Кежек, так только на самолете. Это много дешевле, чем верхом на лошади. Учтите выигрыш времени: на самолете в один конец час, а на лошади — неделю. Ну, а вас увезем в порядке патрульного полета. Каждый день над тайгой самолет летает. Какая разница — взять ему на пятьдесят или там сто километров правее или левее.

— Но разве на Кежеке есть посадочная площадка?

— А! — небрежно махнул рукой Встовский. — Лесная авиация везде сядет. Для ПО-2 полянка всегда найдется, а нет — так и на березник прямо…

— А потом?

— А когда будет потом, тогда будем и разговаривать Давайте спросим Мишу…

Миша — пилот прикрепленного к леспромхозу самолета лесной авиации — явился тотчас, словно он ожидал приглашения Встовского тут же, за дверью. Пощипывая холеную белую бородку, красивую и тем не менее решительно не идущую к его совсем еще юношескому лицу, он выслушал Встовского и молча стал разглядывать свою карту.

— Н-да, — сказал он наконец, складывая карту и убирая ее в планшет, — за это, собственно, я и в лесную авиацию попал. Но, впрочем, сесть на Кежеке можно.

Андрей Федорович хитро ему подмигнул:

— А ты, Миша, расскажи, как проштрафился.

— Поозорничал маленько, — неохотно сказал Миша, — а впрочем, и озорства не было. Небольшое нарушение правил. Да что вам рассказывать — вы и так знаете.

Встовский повернулся ко мне.

— Посмотрите, у парня вся грудь в боевых орденах. Значит, не трус. Демобилизовался. Ну, ему сразу пассажирскую машину на линии Иркутск — Якутск. И вот летит он однажды с севера, а в Витиме ему заявляют: нет дальше погоды, не принимает Иркутск. Что за диво? Иркутск не принимает, а в Витиме небо — чистая бирюза, ни облачка. Ночевать? Не тут-то было. Полетел. Поскандалил с начальником порта и полетел. А в Иркутске сел сперва на аэродром, а потом — на гауптвахту. Так, Миша?

— Так, Андрей Федорович, — вздохнул Миша. — В Иркутск прилетел, а из гражданской авиации вылетел. Ничего, не жалуюсь. Все по справедливости. В лесной авиации даже спокойней: здесь аэродромов не требуется и погоду не у кого спрашивать.

— А как тебе после тяжелых самолетов нравится ПО-2?

— Что ж, ПО-2 хороший, удобный самолет, Андрей Федорович, — мирно ответил Миша, — можно сказать, карманный самолет. Куда человек пешком пройдет, туда и ПО-2 по воздуху пролетит. Где человек сядет, там и ПО-2 сядет. Он для меня теперь все равно что портсигар, скоро без него из дому выходить не буду.

— А ближе к делу. Ты летал над Кежеком?

— Летал.

— Есть площадка?

— Площадки нет, а сесть можно.

— Надежно?

— Да хоть навсегда, — засмеялся Миша и пошел к двери. — Готовить самолет?

— Валяй, — подтвердил Андрей Федорович.

Миша задержался на минуту у двери.

— Впрочем, — сказал он, — я на фронте когда к партизанам летал, так не только на ладошку, — он для убедительности вытянул ладонь, — а и на скворечные шесты садился. Как птичка: чилик-чик-чик!..