Александр Эбаноидзе - ...Где отчий дом

Налетевший ветер донес прохладное дыхание ливня. Внизу у ручья колыхнулись ивы, блеснули серебряным исподом листьев. Тревога вселилась во все. Все побежало, с радостным ужасом ища укрытия: телята, цыплята и квочки коровы, собаки и люди. И даже развешен­ное на веревках белье затрепыхалось, норовя сорваться и улететь. Первые свинцовые капли забарабанили по капоту машины, вразнобой затрешали по лопухам. Грозно зашумел большой каштановый лес на склоне горы. Гул близился и нарастал. Над горой и лесом, разворачи­ваясь и дыша влагой, ползла тяжелая лиловая туча, неповоротливая и стремительная одновременно. Ливень хлынул так, как будто на небе вспороли кожаные мешки с водой. Не было ни капель, ни тоненьких струй — вода низвергалась потоками. Джано вел машину почти всле­пую: пожалуй, он мог бы и вслепую проехать по заученной с детства дороге, пока иссохшая земля вбирала влагу и колеса не вязли в колее. Но всем телом, в особенности впившимися в баранку пальцами он чувствовал, как машина то и дело оседает, сползает в сторону или беспомощно вязнет.

Девочки на заднем сиденье испуганно притихли и не отрывали глаз от затылка отца; не видя кругом ничего, кроме залитых водой окон, они по движению отцовской головы пытались понять, насколько серьезно их положение. Додо стиснула локоть мужа. «Давай переж­дём».— «Дудки!— ответил Джано.— Проскочу!..»

Они не проскочили — меньше чем в километре от промытого лив­нем шоссе они увязли.

Земля взбухла, как на дрожжах, превратилась в огромную рыгаю­щую квашню. Она пахла сильно и густо. Страшная благодатная туча, косматясь, клубясь и ликуя, уходила к дальним горам, к другим иссох­шим виноградникам. А по раскисшей глинистой дороге, напоминая му­ху на липучке, полз старый автомобиль. Каждый метр дороги давался ему ценой такого усилия, что, казалось, он вот-вот развалится на ча­сти или взорвется. Но он не развалился и не взрывался, а полз, одоле­вая метр за метром, пока не заполз в залитую водой колдобину. Машина с воем и визгом выкарабкивалась из колдобины, разбрызги­вала воду, раскидывала комья грязи и сползала назад. Опять выкараб­кивалась, надрывая мотор, стирая шестерни и покрышки, и опять сползала. Было в этом упрямстве что-то отчаянное, безнадежное, злое... Но вот машина остановилась, смолкла, сдалась, по дверцу уто­нув в глинистой жиже, и, подойдя к ней, через залитые водой стекла можно было увидеть немолодого мужчину за рулем — он плакал, по­валившись на баранку — и утешающую его красивую женщину, умело скрывающую свой возраст; а на заднем сиденье между двумя углова­тыми, испуганно притихшими девочками, вытянувшись в струнку, си­дел мальчик лет шести — лохматая головка на загорелой шейке, тугие загорелые щеки и большие глаза, с недетским вниманием смотрящие на мир.