Насирдин Байтемиров - Сито жизни

— Ой, ты еще не уехал?

— Сейчас, сейчас…

— Поезжай поскорее, пока доберешься до города, вечер наступит.

— Сейчас поеду…

Он опять пускает коня ленивой рысцой и опять, отъехав немного, засыпает привычно. Когда он подъезжает к мосту, тот же шутник опять поворачивает его коня.

Жена Исмаила под вечер выходит из дома и видит: муж по-прежнему в той же позе спит на коне.

— Ой, да разве ты не уехал? Или уже возвратился?

— Должно быть, я уже съездил…

Вот таким он был, Исмаил… Добрый, совершенно безвредный. И он остался на поле войны…

Если смотреть на список, не будет конца воспоминаниям…

Председатель Кызалак еще не вернулся в контору. Как и Серкебай, не любит сидеть на месте. «Вот что значит ожидать председателя, — сказал себе Серкебай. — Ну, привыкай…»

Он вернулся домой. Взял в руки кетмень, отправился в огород и стал расчищать арык, тот, что за Тайлак-ташем. Тайлак-таш глядел на него будто сквозь слезы.

Размахивая кетменем, Серкебай вспомнил свой сон в ту дождливую ночь, улыбнулся. «На что только не залает собака, что не привидится во сне человеку!..»

Он взмахнул кетменем, и вдруг за спиной:

— Серкеш!

Поглядел — да это же Бурмакан вернулась! Вдвоем с Рабией стоят возле двери в дом. Ох, как бросился к ним Серкебай! Подлетел и, как прежде, в молодости, обнял, стал целовать в щеки, не оставляя нецелованного места. На глазах показались слезы.

— Что с тобой, ты совсем как ребенок! Стыдно… увидят люди… оставь… — Да, Бурмакан снова почувствовала себя хозяйкой.

— Пусть видят. Может, я потому и целую, чтоб видели… Моя Бурмакан, мое счастье, моя мечта. До чего ж ты прекрасна, до чего же красива! Чиста, глубока, прозрачна — подобна нашему Сон-Кулю. Входи же скорее в дом! Теперь все у нас будет иначе, по-новому. Знаешь ли, Бурмакан, я решил работать. Так решил. Я понял, что если не стану работать, то быстро состарюсь. Я возьму трактор, пойду трактористом. Буду пахать землю. Ох, запах земли… Как следует поработать, а потом, когда совсем устанешь, лечь на землю… Как прекрасно! Как прекрасно — лежать на траве, глядеть в небо… запах земли, запах травы… Если вздремнешь ненадолго, этот отдых заменит тебе сон целой ночи. Ты лежишь, сливаясь в одно с травою, с землей. Рядом с тобой никого. Ты и земля. Вы только вдвоем. Вы обнимаете друг друга. Запахи ваши смешались, стали для вас привычны. Вы неразлучны. Связаны на века. Человек может быть разлучен со всеми: и с женой, и с ребенком, и с другом, и с родичами, но с землей никогда не расстанется — даже и после смерти. Разве не земля научила меня всему? Умная, терпеливая, задумчивая, полная чудес земля… Земля — это книга, которую никогда не прочтет до конца человек, это поэма, которую не допоет он, это мелодия, которую он никогда не закончит, это еда, которую он никогда не доест. Земля… пахать землю… сеять в поле зерно… какие слова! Ну идем же в дом, Бурмакан. Заходи, садись на почетном месте, я сам угощу тебя. Посмотри, как способен ухаживать за гостями. О, не найдется таких умений, которыми я не владею. И пищу сготовлю, и постираю, и даже могу вырезать рисунки ширдака. Все это не трудно. Трудно другое. Если мужчина или женщина вместе проживут хоть сто лет, все равно даже за эти годы не смогут познать до конца друг друга. Можно постичь все секреты мира — секрет человека так просто не распознаешь. Так я скажу — мы только сейчас узнали друг друга. Погляди-ка на небо. Синее-синее, ясное-ясное… И тополя сегодня улыбаются необычно. Посмотри-ка, опять жаворонок. Куда бы ни шел я сегодня, жаворонок сопровождает меня своей песней. За меня выплакивает мою тоску, за меня похваляется силой. Жаворонок… Кругом жаворонки… В каждом поле свой жаворонок, и у каждого — своя песня. Пусть никогда не умолкнет серенький жаворонок. Станет петь — и возрадуется земля, будет петь — зацветет весь мир, запоет — и всегда будет ясным солнце!

— Серкебай, помнишь свое обещание? Покажешь мне снова родные места, увижу Сон-Куль?

— Покажу, Бурмакан, скоро увидишь. Я ведь тоже истосковался по его священной, его чистой воде. Хочешь — завтра же и отправимся?

— Завтра же, да? О родная земля…

Кыз-Булак… Девичий родник — Мамырбай и Керез помнят это название столько, сколько помнят себя… Слова эти давно привычными и родными сделались, словно имя матери. Здесь они и родились, Мамырбай и Керез, неподалеку от ручья, берущего свое начало у подножья большой красной скалы. Таласцы, здешние жители, прославляют и возвеличивают это место — родник Кыз-Булак и скалу над ним, рассказывают легенды, восхищаются их как бы очеловеченной красотой. И правда достоин, достоин хвалы Девичий родник, красивое место, радует своей прелестью душу и глаз человека.

У подножья красной скалы, чуть отступя от нее, видна как бы фигура девушки, изваянная из целого камня. Приглядишься — и точно: девушка в свободном платье, на голове тюбетейка с перьями совы. Внимательный человек не может не заметить… И кажется, каменная эта девушка, подперев правой рукой щеку, задумчиво и печально смотрит куда-то за Большой Южный хребет, в далекую синеву неба. А ручей подле — словно горючие ее слезы, струйкой утекающие среди больших валунов. Многие уподобляют ручей слезам каменной девушки. Говорят, словно бы она стоит так уже века — ждет и никак все не дождется любимого. Будто бы из-за Большого Южного хребта должен появиться джигит, которого она так ждет… С тоской ожидая его, окаменела живая, теплая девушка… Говорят и иное: будто переходила она этот перевал в лютую зиму и замерзла.

Так объясняют в народе историю этого названия — Кыз-Булак. От себя добавлю одно: во всем Таласе не сыщешь подобной красоты, неповторима она. Огромная красная скала прорезана одиннадцатью лощинами — и самое удивительное то, что ни одна из них не повторяет другую. Первая удивит богатством альпийского разнотравья, вторая — совсем голая, усыпана щебнем, третья вся в зарослях арчи…

Как же не скучать по таким чудесным местам? И вот, наслушавшись рассказов старой Аруке о прошлом, легенд и былей наслушавшись, Керез с Мамырбаем решили не мешкая отправиться в родные места, к роднику Кыз-Булак… Сошли с автобуса, взобрались на пригорочек и постояли, посмотрели в сторону родника. Правда, отсюда Кыз-Булак не виден был, заслоняла гора. Но все же не терпелось поглядеть… хотя бы обратить взор в ту сторону — и то на душе становилось как-то приятнее, легче. Отрадно сознавать, что вот за теми горами пойдут уже родные места.

Керез молча вглядывалась в даль, словно бы медленно совершая предстоящий им путь к родному селению. Мамырбай спросил:

— Соскучилась?

Она сразу поняла, что Мамырбай говорит о роднике.