Анатолий Липицкий - Пересечения

Гусин все это понимал, потому что те же заботы, тревоги, печали и радости свалились на него, только в еще большем масштабе. Он понимал, но не мог и по желал соглашаться с методой Перевалова, который любое распоряжение или требование дирекции встречал в штыки. Конечно, свое мнение надо отстаивать. Но если уж ты не сумел доказать свою правоту, если план, против которого ты возражал, утвержден, будь добр, выполняй его или уступи свое место другому, тому, кто сумеет ого выполнять или сможет доказать его невыполнимость.

Перевалов страдал одной неизлечимой болезнью, которая нередко поражает людей, занимающих руководящую должность: болезнью недоверия к подчиненным, к своим помощникам. У Перевалова все его мастера и инженеры были пешками, слепыми исполнителями воли начальника района. Никто не имел права сделать по-своему, проявить инициативу, смекалку, индивидуальное умение. Перевалов не признавал, что кто-то может сделать лучше, чем он предопределил. Единственное, из, — за чего Бушуев и вообще все управление смирялись с переваловским руководством, была немыслимая работоспособность самого Перевалова. Он не признавал для себя выходных и праздников, его можно было найти в сетевом районе, на подстанции или на ЛЭП в любое время суток. Неизвестно было, когда он спал, когда отдыхал. Бросила его жена, уехала с сыном на материк: все равно отца и мужа у них не было. Перевалова не беспокоили вопросы быта, питания, он мог на папиросах и чае прожить целую неделю, спать на столе или диване в кабинете, в вездеходе, в вертолете. Худой, весь как на шарнирах, подвижный, энергичный, он умел не повышать голос в самых критических ситуациях. Если Борисов, сталкиваясь с неповиновением, сразу же срывался на матюки и угрозы, то Перевалов молча выслушивал, отвечал тихо: «Все не так. Все неправильно. Идите, я сам сделаю».

Борисов сколотил вокруг себя коллектив единомышленников, пиратов, умельцев, для который не было ничего невыполнимого, невозможного. А Перевалов вечно жаловался на тупость и бестолковость своих помощников, и постоянно в Северном сетевом районе комиссии разбирали какие-то склоки, дрязги, беспрерывно шли Бушуеву, и в Северянск, и даже в Москву жалобы, а основное дело двигалось со скрипом, с трудом.

У Борисова была уже приличная база, хорошие цехи, южные подстанции как-то незаметно, лет за пять реконструировали, линии привели в порядок, а у Перевалова все наталкивалось на объективные трудности. Ветер рвал провода, ветренский архитектор не давал согласия на отвод земельного участка для базы, подстанции заносило снегом, люди, недовольные отношением к себе, условиями труда и быта, уходили. Перевалов горел на работе, чернел и еще более худел, хотя и так скулы торчали на его лице, как у голодающего, по работа, главная работа электриков, валилась. Украл кто-то два трактора, оставленные в тундре бригадой электриков. Тракторы обломались, оставили их в ледяной пустыне в ста километрах от ближайшего поселка, и они пропали. Милиция сначала даже верить не хотела заявлению Перевалова: «Да вы что, издеваетесь?! Куда они могли деваться в тундре?..» Так и не нашли. То ли старатели, то ли рыбаки увели машины бесследно. Завезли зимой по указанию Перевалова вертолетом горючее в бочках на трассу ЛЭП, чтобы летом вездеходы заправлялись, а летом вышедшие на плановое отключение вездеход и трактор неделю простояли под дождем в тумане: солярки в бочках не оказалось. Старатели, рыбаки или шоферы на зимнике, уже невозможно было узнать, кто забрал горючее, работы оказались сорванными, план отключения не выполнен. Виновные были наказаны, поскольку виновными энергоуправление посчитало дирекцию, а дирекция в свою очередь — Перевалова и всех инженерно-технических работников Северного сетевого района, всех лишили премии.

…Борисов спокойно докуривал свою сигаретку, с сожалением поглядывая на исполняющего обязанности главного инженера. Ему самому не единожды приходилось оставаться и за главного и за директора, вся эта кухня была ему знакома, но он считал, что такой тон разговора, как у Гусина, применим только дома, да и то в праздничные дни. Он хорошо знал Северный сетевой район, считал Перевалова неспособным руководить коллективом и полагал, что главному инженеру со строптивым подчиненным нужно говорить короче и решительней. К его удивлению, Гусин закончил разговор с Ветреным почти так, как закончил бы и сам он:

— План вам скорректируют в два счета. А людей срочно готовьте. И хороших людей, плохих не спихивайте, алкоголиков выставлять не надо… Да-да, у вас плохих нет, я знаю. Но если ваши сорвут выступление команды, отвечать будете вы. Все, Иван Николаевич.

Борисов незаметно улыбнулся. Гусину он симпатизировал за его прямоту и принципиальность, за то, что релейщик всегда имел свое мнение и не боялся его отстаивать, за то, что не уклонялся от риска, ответственности. Правда, слишком уж интеллигент и спиртного в рот не берет. Но люди не без странностей. У каждого свои заскоки. У Гусина — упражнения йогов. Ну и пусть себе упражняется, обойдемся в компании без индейцев.

Снова трещал концентратор, звякал городской телефон, просовывала в дверь кабинета голову Валечка, спрашивала и впускала посетителей. Борисов включился в эту телефонную скачку, тоже отвечал, что Бушуев улетел, а Цветалов в больнице, пока наконец не сообщил диспетчер, что Ми-8 вышел из Репекваама, через десять минут сядет, нужно ехать на полосу.

— Валечка, остаетесь на посту. Все на фронте. Если сильно будут требовать начальство, подключайте Степана Григорьевича и Филькинштейна.

Борисов сам вел газик, вел как всегда лихо, на полном ходу разъезжаясь со встречными впритирочку, а улицы в поселке немощеные, побитые, в ухабах. Гусин упирался ногами в пол машины, а правой рукой уцепился за скобу на приборной доске, но все равно его мотало на сиденье и валило то на дверцу, то на водителя.

— Антон Федорович, рация работает? — спросил, чтобы что-то сказать, Гусин.

— А как же! М-машина — района, а не дирекции.

С тех пор как Борисов стал начальником района сетей, появилось и стало нарастать тихое и упорное соперничество района с дирекцией. Во-первых, многие в поселке по старинке шли к Борисову, а не в дирекцию решать вопросы чисто сетевые. Оказывались обойденными директор и главный инженер со своими службами. И если у Перевалова это смягчалось удаленностью, плохой связью, срочностью проблем, то Борисову совсем нетрудно было бы отвечать; «Идите к Бушуеву, к Цветалову — в дирекцию», тем более что дирекция была совсем рядом, на соседней улице. Но отвечать так Борисов не собирался. Он был в состоянии правильно и без ущерба для предприятия решить вопрос, да и самолюбие не позволяло ему отсылать людей куда-то, к кому-то, если он сам, Борисов Антон Федорович, хозяин, пусть умирающей, ДЭС, начальник района высоковольтных сетей, мог, не сходя с места, решать то, с чем приходили к нему люди. Ведь людям было безразлично, кто им даст электроэнергию, провод, солярку — Бушуев или Борисов, важен был результат. Тем более что Бушуев все равно поручил бы своему начальнику района исполнение вопроса, ведь речь шла обычно не о личных нуждах, а о производственных.