Николай Яккола - Водораздел

— Тпру!

Теппана на полном скаку остановил коня.

— По лесу хоть червяком, а в деревню — гоголем, — заявил Теппана и лихо спрыгнул с коня.

— В старое время в русской армии была не такая форма, — сказал отец Теппаны, поморщив нос.

— Ты что-нибудь знаешь о Ховатте? — спросил Хёкка-Хуотари.

— Он у нас главный начальник.

— Ишь ты! — Хёкка-Хуотари не знал, хорошо это или плохо.

Подошла Доариэ.

— А мой там идет или нет?

— Идет. В Вуоккиниеми остался пока.

Тем временем подошли остальные разведчики из полувзвода Теппаны.

У Теппаны не было времени разговаривать с односельчанами: надо было прочесать деревню и ее окрестности, выставить посты и отправить наряд на границу.

— Брат просил кланяться, — крикнул Теппана, проходя мимо Наталии. Она не посмела подойти к нему и стояла в стороне, глядя на него своими темными глубокими глазами.

— Моариэ будет теперь радешенька, мужик домой вернулся, — зашептала Доариэ жена Хёкки-Хуотари, почему-то хихикая.

— Да, конечно, — задумчиво ответила Доариэ.

Все в деревне были рады, что пришли свои мужики, карелы, и прогнали проклятых нехристей. С таким же радушием отряд встречали и в других деревнях. Их принимали как долгожданных спасителей и помогали как только могли — кто расскажет, где расположился неприятель и где у него посты, кто перевезет через озеро или реку, кто покажет, по какой тропе лучше идти. Впрочем, в последней помощи отряд редко нуждался: все они были родом из этих мест и знали здесь каждую стежку-дорожку. Этим отчасти и объяснялось успешное продвижение отряда. А главной причиной успеха было, конечно, то, что в большинстве своем отряд состоял из бывалых фронтовиков, более искушенных в военном деле, чем их противник. Поэтому не было ничего удивительного в том, что отряд прошел путь от Кеми до границы менее чем за три недели и почти не понес при этом потерь.

Вечером пирттиярвские мужики потянулись в школу послушать легионеров.

— У них глаза полезли на лоб, когда они увидели нас в Ухте, — рассказывал знакомый мужик Хёкке-Хуотари и Хуоти.

Отряд занял Ухту без боя. Белофинны успели уйти до его прихода. Когда в Ухту прибежал перепуганный Большой Юсси и рассказал, что за противник наступает со стороны Кеми, капитан Куйсма вместе со своим штабом сел в лодки и поспешил через среднее Куйтти в Вуоккиниеми. Они так торопились, что забыли и о разведчиках, посланных накануне в Рёхё. Разведчики возвращались в Ухту, не зная ничего о том, что там случилось. Самое страшное на войне — оказаться застигнутым врасплох. Тут у кого угодно глаза на лоб полезут.

— Ух и честили же они своих офицеров…

— Наши начальнички тоже хороши, — заметил один из легионеров.

Хёкка-Хуотари насторожился. Не его ли сына имеет в виду этот мужик из Венехъярви?

— Если бы они направили в Айонлахти больше людей, то ни один бы руочи не ушел, — объяснил венехъярвец.

По оперативному плану отряд должен был окружить белофиннов в Вуоккиниеми и уничтожить весь гарнизон неприятеля. Но не все получилось так, как предполагали. Наступавшие через Ухту вторая рота и полувзвод разведчиков Теппаны вышли к Сельванскому мосту и завязали бой. Но им пришлось отступить, потому что первая рота, шедшая через Костамукшу, не вышла своевременно на исходные позиции и не атаковала противника с другой стороны. Только когда послышалась стрельба с противоположной стороны, от так называемого Железного моста, вторая рота и разведчики Теппаны снова открыли огонь и пошли в атаку через болото. Бой продолжался более часа. Оказавшийся под перекрестным огнем противник понес большие потери, но многим удалось ускользнуть через Айонлахти. Разведчики, посланные туда командиром первой роты, перебив белофиннов, ехавших в одной лодке с Сергеевым, уже успели уйти, и дорога через Айонлахти оказалась свободной. Об этом упущении и говорил венехъярвец. Не случайно он был недоволен больше других: это был брат убитого белофиннами Еххими Витсаниеми.

— Так что хвалить наших…

Он не договорил, потому что в избу, отчаянно ругаясь, ввалился Теппана.

— Ну и Хома, тот еще Хома. Из-под носа упустил лахтаря.

Оказалось, Теппана ходил проверять посты. На одном из постов стоял Хома, молчаливый тихий мужичок из Понкалахти. Он был не из фронтовиков и в отряд вступил в своей деревне. Взяли его как носильщика — он нес кошель с продуктами. Послать Хому в караул Теппана решил только в Пирттиярви, чтобы дать отдых легионерам, проделавшим нелегкий путь на веслах и по суше от самой Кеми и, конечно, изрядно уставшим. И надо же было, чтобы именно на того Хому нарвался заблудившийся белофинн. Финн шел со стороны границы: он, видимо, сбился с дороги и не знал, в какую сторону идет. Увидев обомлевшего неприятельского солдата, Хома махнул ему рукой. «Уходи», — прохрипел он.

Выслушав рассказ Теппаны о Хоме, мужики дружно зареготали. Только брат Еххими Витсаниеми не смеялся.

— Попадись он мне, так я бы… — угрюмо сказал он.

С улицы послышался шум, крики. Все бросились смотреть, что там такое. Хёкка-Хуотари и Хуоти тоже вышли.

Оказывается, подошла вторая рота. В деревню хлынула толпа вооруженных мужиков, знакомых и незнакомых. Один из них волочил за собой пулемет на колесах. Но Хуоти сейчас было не до пулемета. Он искал среди них отца. Но отца нигде не было видно.

Пулька-Поавила пришел домой только на следующий день, вместе с Крикку-Карппой, который догнал его в дороге. Крикку-Карппа давно рвался домой, но его не пускали. Потом однажды на Вочаж доставили пленного белофинна, того самого, которого Теппана захватил в избушке в Куренполви. Пленный, дрожавший от страха, забился на верхние нары. Кое-кому из отрядовцев пришло в голову попугать его, и они стали покалывать пленного штыками снизу, сквозь щели в нарах. Крикку-Карппа пристыдил их, обозвал лахтарями. И хотя они сразу прекратили свое «развлечение», на душе у Крикку-Карппы остался очень нехороший осадок. На следующий день он отправился в Кемь и упросил Ховатту отпустить его. На первой же лодке, отправившейся со снаряжением в верховье, Крикку-Карппа отбыл домой. В Вуоккиниеми он догнал Пульку-Поавилу. Там они вместе с другими отрядовцами отпраздновали победу, так что когда они отправились дальше, у всех изрядно болели головы. По дороге они допили ром, который у них еще оставался, и в деревню явились в самом веселом расположении духа.

напевая, вошел Пулька-Поавила в избу.

Доариэ чесала шерсть. Она прервала работу, печально посмотрела на мужа, но ничего не сказала. Хуоти тоже молчал. Микки в первый раз видел отца пьяным и невольно подвинулся поближе к матери.