Борис Раевский - Удар! Ещё удар!..

Так и есть! Опять Шаров! Нет, это не годится.

Вакулин, выйдя на прямую, спокойно обошел еще одного бегуна — Рыбникова. Но сразу же за спиной послышался знакомый пружинистый шаг. Опять Шаров! Парень не хотел уступать и тоже обошел Рыбникова.

«Так, — зло подумал Вакулин. — Так…»

Он шел все время своим обычным темпом, не поддаваясь соблазнам, не торопясь вырваться вперед, хотя у него был еще большой запас сил.

Но тут он решил проучить паренька. На шестнадцатом круге он резко рванул и, все набирая скорость, обошел обоих противников, идущих впереди, и сам повел бег.

Трибуны зашумели. Потом они замерли и вскоре снова взорвались аплодисментами.

Вакулин почувствовал на своих мокрых лопатках горячее дыхание. Опять Шаров! Значит, он тоже обошел Красюка и Холопова и снова пристроился за ним?

Было пройдено уже более половины дистанции. Забег продолжался девятнадцать минут.

На трибуне, в первом ряду, сидели, напряженно подавшись вперед, тренер Вакулина и высокий, черненький худощавый мальчик — Валерий, сын тренера, страстный болельщик, глубокий почитатель таланта Вакулина. Валерий занимался в детской спортивной школе, дотошно разбирался во всех тонкостях бега и считал, что лучше Вакулина стайеров нет и быть не может.

Однажды Валерка даже пришел домой с синяком под глазом: так окончился во дворе его спор с двумя ребятами о том, кто лучше — братья Знаменские или Вакулин.

Тренер всегда брал сынишку с собой на соревнования, и не только потому, что этого добивался Валерка. Был тут и прямой расчет. Валерка обладал, как говорил отец, «маленьким, но очень противным», пронзительным голосом. И вот на финише, перед последним кругом, в самый напряженный момент, когда измотавшийся бегун уже обычно идет, как шутил тренер, на одном только «высоком моральном уровне», Валерка, сидя на трибуне в первом ряду, истошно вопил:

«Жми, Вакульчик! Вакулечка! Миленький!»

И Вакулин не раз честно признавался, что, как это ни смешно, пронзительный крик мальчишки словно подстегивал его.

…Когда Вакулин на восемнадцатом круге пробегал мимо Валерия и тренера, тот быстро глянул на секундомер и громко крикнул:

— Плюс четыре!

«Плюс четыре?! Здорово!» — подумал на бегу Вакулин.

Значит, он идет на целых четыре секунды впереди графика. А график его забега составлен так, чтобы не только завоевать звание чемпиона страны, но одновременно еще улучшить всесоюзный рекорд. Этого никто, кроме тренера и Вакулина, не знает.

Четыре секунды выиграно! Результат и радовал и тревожил Вакулина. Слишком быстрый темп, да еще при такой жаре. Как бы не «сесть» в последних кругах.

Но думать было некогда. И темп менять невозможно: на пятки уверенно наседал Шаров.

«Мальчишка! — досадовал Вакулин. — Сам „сядет“ и меня, чего доброго, собьет!»

Он попробовал чуть-чуть замедлить бег. Ведь не стометровку они идут, в самом-то деле. Но Шаров, очевидно, не хотел сбавлять скорости. Вакулин по-прежнему слышал за собой шумные мерные вдохи и выдохи упрямого соперника. Казалось, позади работал насос.

«Сейчас будет обходить!» — догадался чемпион.

И в самом деле, через несколько секунд он увидел справа от себя Шарова.

«Больно ты скор! — подумал Вакулин и тут же твердо решил: — Не дам бровку!»

Он тоже усилил темп. Так, плечом к плечу, они прошли всю прямую. Шаров пытался обойти чемпиона и встать впереди него, но сил для этого нового броска не хватало. Вакулин упрямо не уступал.

Все увеличивая скорость, они добежали до поворота, и Шаров снова вынужден был пристроиться за спиной чемпиона. На вираже обходить противника безрассудно: затратишь слишком много энергии. А она еще нужна, очень нужна!

«Так! Сорвалось, значит!» — подумал Вакулин.

Чемпион радовался. Теперь он морально уже уложил противника на обе лопатки. Вакулин знал, как подавлен бывает бегун после неудачной попытки обойти соперника.

Однако не чувствовалось, чтобы Шаров унывал: по-прежнему за спиной слышались его легкие ритмичные шаги.

Трибуны гудели, не смолкая ни на минуту. Обычно бег на десять тысяч метров однообразен. Целых полчаса методично описывают бегуны круг за кругом, круг за кругом, как стрелки по циферблату секундомера. Только движутся бегуны в обратном направлении — против часовой стрелки, спокойно, ритмично и как будто даже неторопливо. Это не футбол! Тут нет ударов по воротам, острых и бурных атак. Борьба здесь не такая яркая, она менее видна зрителям. Вскоре после старта внимание болельщиков обычно спадает. Вновь оживляются трибуны лишь перед финишем, когда борьба вступает в решительный этап.

Но нынче зрители не отрывали глаз от дорожки. Всех захватил поединок Вакулина и Шарова. Остальные бегуны уже отстали: самый близкий из них шел в двадцати — двадцати пяти метрах за Шаровым.

— Плюс семь! — взволнованно крикнул тренер, когда Вакулин на двадцать первом круге мчался мимо него.

Это уж слишком! Вакулин рассердился. Сумасшедший паренек навязал ему чересчур лихорадочный темп. Впереди еще целых четыре круга, тысяча шестьсот метров. Так они оба «скиснут», не дотянув до финиша.

На двадцать втором круге Вакулин снова попробовал ослабить темп, но в ответ Шаров вторично попытался обойти его. Очевидно, первая неудачная попытка не обескуражила его.

И опять они долго бежали плечом к плечу. Вакулин очень устал, но не хотел уступать. Впереди еще больше километра, но дай только вырваться этому пареньку — потом не достанешь его!

И снова они, тяжело дыша, почти касаясь друг друга плечами, дошли до виража, и Шаров был вынужден отступить, уйти за спину чемпиона.

«Не вышло! — с явным облегчением подумал Вакулин. — Теперь-то малыш утихомирится! Шуточки! После двух таких рывков язык высунешь».

Болельщики уже давно повскакали с мест и что-то кричали. А бегуны продолжали мчаться вперед.

«Однако упорный хлопец! — вдруг с уважением подумал о своем сопернике Вакулин. — Не отстает! А совсем еще птенец. Подучить такого — орел будет!»

Начинался предпоследний круг.

Надо было «собраться», подготовиться к рывку на финише, но Вакулин чувствовал: сил для этого нет. Ноги двигались не так стремительно, как прежде. Любовно сделанная упругая дорожка, где внизу под мелкой, тщательно просеянной гарью чередовались слои чернозема и опилок, эта чудесная дорожка уже не стелилась сама под ноги. Наоборот, она теперь словно мешала: тяжелые ноги, казалось, увязали в ней, как в перине или в болоте.

Сердце стучало часто и гулко, будто какой-то великан огромным кулаком бил изнутри по ребрам.

«Темп не мой! Не мой темп! — с горечью думал Вакулин. — Слишком быстрый темп».

И замедлил бег.

«Пускай обходит! — решил он. — На финише еще поборемся!»