Василий Андреев - Арина

— У серьезных людей, к твоему сведению, тоже дети родятся, — печально вздохнула Инга.

— Выходит, ты и в самом деле?.. — озабоченно спросил Дмитрий, начиная уже верить, что она действительно ждет ребенка.

Инга долго и испытующе глядела ему прямо в глаза.

— А как ты думаешь?.. — наконец сказала она.

— Право, я не знаю… Впервые услышал это от Жоры, но не очень ему поверил… А если такое дело, я от ребенка не отказываюсь…

— Но жениться на тебе не собираюсь, — перебила его Инга. — Это ты хочешь сказать?.. Что ж, вполне благородно… По-твоему, я, дочь членкора, должна стать матерью-одиночкой, как какая-нибудь простая фабричная девчонка, бедная и несчастная… Нет, Дмитрий Тимофеевич, пускай в подоле приносит твоя девица из парикмахерской, ей это больше подходит.

— Откуда тебе знать, что ей подходит, а что нет!.. — побледнел оскорбленный за Катю Дмитрий.

— А все они, девицы такого рода, шлюхи известные! — нарочито громко и с вызовом сказала Инга.

Подошедшая к ним официантка заметила, что у них назревает скандал, молча поставила на стол горячую осетрину и тут же хотела уйти, но Дмитрий ее задержал. У него теперь пропало всякое желание сидеть в этом душном зале да еще слушать, как Инга унижает Катю, и он попросил официантку немедленно принести счет.

— Что ты вдруг заторопился?.. — встревожилась Инга, которая любила сидеть в ресторанах до самого закрытия. — Не бойся, я не ударюсь в слезы, не стану тебя упрекать… Это не в моем характере, плакать я не приучена… А ты еще не раз пожалеешь, что так поступил со мной… Да, да, попомни мое слово!.. Пока счастье впереди тебя всегда бежало, а теперь будет наоборот…

— Это ты на картах нагадала?.. — с беспечностью подвыпившего человека спросил Дмитрий и глянул на часы. Скоро Катя, подумалось ему, должна возвращаться с дежурства, и он пойдет ее встречать.

Инга молча взяла графин с водкой и сама стала наполнять рюмки. Рука у нее сильно дрожала, и водка проливалась на скатерть. Видя, что Инга совсем опьянела, Дмитрий пытался уговорить ее больше не пить; но она не послушалась, напротив, принудила и его осушить рюмку на посошок. Эта последняя рюмка будто стронула что-то в организме Дмитрия, и он почувствовал, что ноги перестали слушаться и какая-то сила бросала его из стороны в сторону. Дмитрий это заметил, когда они шли с Ингой по вестибюлю и он то появлялся в большом зеркале, которое было вделано в стену, то куда-то пропадал.

Выбравшись из ресторана, они направились к стоянке такси и еще долго там топтались, обнимая друг друга. Потом Инга, которая еле держалась на ногах, положила ему руки на плечи и с вкрадчивой ласковостью сказала заплетающимся языком:

— Дима, милый, я ведь… нарочно придумала с ребенком… чтобы ты меня пожалел… ну, как бабу… Знаешь что, давай забудем… наш дурацкий разговор… и поедем прямо ко мне. Выпьем опять виски… и все будет о’кэй!.. Я постараюсь в эту ночь… тебе понравиться…

— Нет, Инга, не надо, это пустое… — бормотал Дмитрий и гладил ее жесткие черные волосы. — Ты пойми, это не надо… Нет, я пойду сейчас… к Кате, я ее очень… понимаешь, очень люблю…

Инга разом сникла и вроде протрезвела, убрала руки с плеч Дмитрия и отшатнулась назад, но потом опять к нему приблизилась, безумно сверкнула глазами и ударила его по лицу, оглушая тишину улицы звоном пощечины и бешеным выкриком: «Вот тебе!.. Вот!..» И в ту же минуту она резко метнулась в сторону, побежала вдоль мостовой, по-пьяному высоко вскидывая ноги, навстречу шедшему к центру такси.

Он никак не мог понять, что это такое. Стоя за тополем, который рос на краю тротуара, Дмитрий уже минут десять не спускал глаз с палисадника, где белело нечто неизвестное. Он хорошо знал этот палисадник, не раз сидел в нем с Катей, а вот никогда там не видел ничего подобного. Если допустить, что Катя повесила в палисаднике сушить свою белую кофточку и забыла ее снять, то почему тогда она, неодушевленная, передвигается?.. Ведь Дмитрий хотя и был еще немного пьян, но точно помнил, сперва это белое находилось слева от березы со скворечником, потом перешло направо, а теперь опять сдвинулось на старое место. Думая, что ему, может быть, померещилось, он встряхнул головой, но белое все равно не исчезло, а лишь переместилось немного вперед и маячило меж кустов крыжовника.

И тут у Дмитрия мелькнула догадка, от которой сбилось дыхание и стало жарко в груди: отчего это в окнах Кати не было света. Выходит, она придумала, что сегодня дежурит с дружинниками, а сама пошла на свидание. И сейчас вот вернулась и разгуливает с провожатым по палисаднику в своей белой кофточке. Подгоняемый ярой ревностью, Дмитрий тут же встал на четвереньки и, быстро перебирая ногами и руками, побежал к палисаднику. За какие-то секунды он достиг его ограды, вскочил на ноги, ухватившись руками за доски, ловко подтянулся и перевалился в палисадник.

— Кто это?.. Что вам тут надо?.. — раздался вдруг рядом хрипловатый голос Ивана Ивановича.

Дмитрий весело засмеялся, радуясь, что догадка его оказалась неверной, и, продираясь сквозь кусты крыжовника, пошел навстречу Ивану Ивановичу, пронзительно белая голова которого так напугала его в темноте.

— Тимофеич, боже мой!.. — удивленно воскликнул Иван Иванович. — Это что вы тут акробатикой занимаетесь?.. А я подумал, вор какой ломится.

— Да я вот… извините, пожалуйста… — неловко ворочая языком и даже слегка заикаясь, проговорил Дмитрий. — Вы простите, я это самое… маленько выпил…

Скрывая усмешку, Иван Иванович поглядел в сторону трамвайной остановки, откуда должна была появиться Катя, сказал добродушно:

— А, пустяки, пустяки… Что за беда, если выпили, с кем такое не бывает… Но вот зачем вам было прыгать в палисадник — это для меня загадка.

Дмитрий виновато потоптался на месте и опять засмеялся. Ему вспомнилось, как он бежал на четвереньках, как вмиг перемахнул ограду, как собирался схватить за горло воображаемого соперника. Сейчас даже не верилось, что это все было с ним. Откуда вдруг взялась у него дурацкая ревность? Раньше-то не водилось за ним подобных грехов. И Дмитрий, опасаясь, что в его поступке Иван Иванович увидит гораздо худшее, чем было на самом деле, решил во всем ему признаться.

— Ну, такого стыдиться не надо, — выслушав его, заключил Иван Иванович. — Вот многие толкуют, мол, пережиток, дикость… А я так понимаю, что нуль цена всей этой философии. Ее проповедуют те, которые сами никогда не любили. Я по себе знаю, ведь одному богу ведомо, как ревновал я свою Елену!.. А все потому, что сильно любил. Вот и вы, видать, любите Катюшу…

— Мы завтра в загс пойдем, если согласится… — сказал Дмитрий, отряхивая пиджак.

Иван Иванович поскреб свою белую бороду, помолчал. Стало быть, то, чего он ждал и боялся, уже подкатило, и никуда от этого не денешься. Ну что ж, по сути дела все течет верно, так должно и быть, жизнь не стоит на месте и вспять не ходит, у нее всегда одна дорога — вперед. И молодость шагает с ней в ногу. Как ни горько ему будет без Кати, а поделать ничего нельзя. Да и не хочет он иного, что стоит его одиночество против счастья Кати?..