Вадим Сафонов - Дорога на простор. Роман. На горах — свобода. Жизнь и путешествия Александра Гумбольдта. — Маленькие повести

— По мне, хоть вовсе отступайтесь. Хоть сейчас. А из моей воли не выйдут тати. Шелковые, как малые ребята, будут. Завидущие глаза — хватит силы, залью. Не доходило и не дойдет до Москвы.

И опять, пожав плечами, Никита протянул руку к чертежу, к лежавшей на нем царской грамоте с восковой печатью — к той, что пять лет оставалась пустым даром, почти насмешкой, куском пергамента, валявшимся в ящике.

Но тут произошло неожиданное. Быстро Максим перехватил руку Никиты. Некоторое время они боролись. Потом неловко расцепили руки, не глядя друг на друга.

Семен произнес умиленно:

— Аника из райской обители воззрился на дом Строгановых. Не ты ли порушишь его, Никита? Общее дело. Расхлебаем сообща!

Привстав, он сгреб грамоту, будто ловя мышь, и сунул ее за пазуху. Мурмолка у него сползла на затылок, открыв багровый лоб.

— Поспешаешь? — осклабился Никита.

— Цыц! — вдруг заорал Семен и сжал палку. — Гришка, твой отец, пикнуть не смел у Аники! Ступай, ступай восвояси, добром ступай!..

Они стояли друг против друга, тяжело дыша, трое изворотливых, ярых в достижении задуманного, принаряженных для пира людей. Теперь они были нагие друг перед другом.

Никита выдохнул с ненавистью:

— Ты, Семейко! Из гроба к горлу моему тянешься. Слаще всех тебе сибирский мед. Весь его в твою с Максимкой ненасытною утробу впихнуть хочешь. Но погоди, еще ты не обскакал мепя.

Никита вышел, грохая подкованными сапогами. И сразу утишил волнение крови. Он привык мгновенно смирять себя.

Короткая светлая ночь. Восток алел. Никита подумал, что ложиться уже поздно. Все важные дела тут покончены, и Никита на рассвете погнал на тройке в город Кергедан, Орел тож, — торопить оттуда Брунелия, морехода, чтобы тот живее искал кратчайший путь в златокипящую Мангазею.

Оливье Брюнель был валлопец, родом из Брюсселя. Корабли «Московской компании» плыли в Индию и Китай по Северному морю. Делами «Московской компании» правили в Лондоне шесть лордов, двадцать два рыцаря, тридцать эсквайров, восемь олдерменов и восемь джентльменов. Корабли назывались: «Добрая надежда», «Эдуард Благое Предприятие», «Доброе доверие», «Серчсрифт» — что означает «Ищи прибыли».

Но прибыли им пришлось искать гораздо ближе Индии и Китая: ни один корабль не проник дальше Карского моря. Зато многие корабли возвращались на Темзу с пенькой, воском, бочками сала и драгоценными мехами, которых хватило бы на тысячи королевских мантий. Еще привозили они с собой вести о мореходах, погибших во льдах.

За англичанами поплыли голландцы. Они захватили в свои руки торговлю с Беломорьем и Печорским краем. Целую факторию в Коле наполняли их товары.

И Брюнель, смелый человек, также сел на корабль и приехал в Холмогоры.

Здесь он увидел мужиков, которые бесстрашно ходили на кочах в ледяное море.

— Река Обь? — чесали они в затылке. — Дойти можно…

И, проконопатив, высмолив свои лодки, они ставили на них паруса, бравшие только прямой ветер, да и пускались мимо льдов, где вмерзшими стояли оба судна сэра Хью Виллоуби со своим экипажем мертвецов.

Поморы показывали Брюнелю бивни мамонта. Слоновая кость укрепила его в мысли, что он на верном пути в Индию и Китай. И мерцание сокровищ зажглось перед его взором.

От английского купца Брюнель услышал рассказы о белом городе на азиатской реке. Там живут железные люди: купец полагал, что это воины в броне. У них есть животные с длинной гривой и хвостом, но безрогие и с круглыми, а не раздвоенными по–оленьи копытами. Люди белого города знали лошадей! Город этот, судя по всему, находился у стен Китая.

Англичанин уехал к себе на Темзу, пожелав Брюнелю здоровья и благополучия в этом мире и блаженства в мире грядущем.

А Брюнель больше не мог оторвать глаз от миража, мерцающего над Северным морем.

Он снял с себя кружевной воротник, чулки, широкий шелковый пояс, надел меховые унты и тулуп поморов. Отпустил бороду, стал божиться по–русски, отважно плавал по ледяному морю, на голландские деньги завел торговлю — дешево покупал, дорого продавал и так настойчиво принялся разгадывать тайну пути на Обь, что прежде всего забеспокоились именно джентльмены с Темзы. Положение на доске следовало выправить, голландцев окоротить: кому надо шепнули (это искусство всегда стояло на большой высоте), Брюнеля схватили как шпиона и бросили в тюрьму.

Строгановы сидели далеко, на Урале, но их доглядчики рыскали по городам и селам Московского царства и даже по таким местам, где до них не ходил никто.

Из своего камского далека Строгановы заметили Брюнеля в ярославской тюрьме. Их длинные руки отворили тюремные двери, Брюнель вышел на свободу и сделался строгановским приказчиком.

Тогда Строгановы снарядили его в Мангазею. С кормщиком–помором Брюнель, смелый человек, проплыл морем Печорским, урочищем Югорский Шар и Нарзомским морем'. Так он оказался счастливее капитанов Виллоуби, Стефана Бэрроу, Пита и Джекмена и первый из иностранцев увидел Обскую губу, по которой скользили сшитые из оленьих шкур лодчонки ненцев.

Сюда не добрались еще воеводы и пристава. Тут, на реке Тазе, стояли острожки, срубленные поморами–промышленниками и беглыми людьми. Эти люди вели торг с ненцами, попутно собирали с них ясак. Пахло тюленьим жиром и дикой гусятиной. Охотники раскладывали на берегах шкуры, добытчики — кость и рыбу. Торгующие опорожняли корцы с горячим вином.

Вверх по реке простиралась громадная богатая страна.

Брюнель встретил на торгу людей с тючками, в которых было все: ножи и топоры, бусы и оловянные ложки, железные зеркальца и порох.

Люди с тючками бойко сбывали дешевый заморский товар, а в тючки к себе упрятывали лис, куниц, соболей, горностаев.

Вольная Мангазея на Тазе–реке за Обью была уже златокипящей.

Поразительную вещь узнал Брюнель: выходило, что люди с обиходным товаром тоже от Строгановых. Тоже — как и он.

Никакой татарский мурза Спиридон не зачинал рода усольских вотчинников.

Он пошел, этот род богачей, от крестьянского или посадского, скорей всего новгородского корня.

Были купцами, верно, с тугой мошной, если, по легенде, Лука Строганов в самом деле выкупил в 1445 году [24] Южная часть Карского моря. Василия Темного, внука Дмитрия Донского, из казанского плена. Но все же только купцами, а время от времени род Строгановых опять порождал и тощие, крестьянские ветви. После покорения Новгорода Иваном Третьим Васильевичем о гостях Строгановых больше не слыхали в вольном городе. Они бежали, но, сметливые и решительные, сразу скакнули широко. В книге «Описание новые земли Сибирского государства» об этом сказано так: «А тот мужик Строганов, породою новгородец, посадской человек, иже от страха смерти и казни великого государя царя Иоанна Васильевича всеа Русии самодержца из Новаграда убежал со всем домом своим в Зыряны, сиречь в Пермь Великую».