Валентин Черных - Москва слезам не верит: сборник

Собрание тщательно готовили — ждали секретаря райкома партии, того, что отвечал за промышленность и строительство в районе. Трем работницам заранее написали речи. И они в основном говорили о том, что подводят смежники, не хватает комплектующих деталей, протекает крыша, что станки старые, а на соседней фабрике — с программным управлением. Секретарь райкома записывал. И тогда вышла Катерина.

— Для штамповки подсвечников, ложек и пепельниц не нужны станки с программным управлением, — заявила она. — Нужно отремонтировать те, что имеем. И вовремя налаживать их. А наладчиков не хватает, потому что уважающий себя человек не будет работать с таким начальником цеха. Если бы кто-то хоть один раз где-нибудь на улице так нахамил, как начальник хамит каждый день в цехе, его посадили бы как хулигана на пятнадцать суток. А здесь не только не сажают, а даже выписывают премии. В газетах пишут о развитом социализме, а у нас… Вот, посмотрите: и в президиум село почему-то одно начальство. Насколько я понимаю, президиум выбирают. А здесь вышли и сели, как у себя в квартире.

Зал вначале замер. Потом разразился хохотом. Катерина видела, что секретарь райкома покраснел. Но он был опытным и понимал, что надо переломить ход собрания, и тут же задал ей вопрос:

— Какие у вас конкретные предложения?

— Освободить от должности начальника цеха. Ведь над его глупостью весь цех смеется!

— И кого же назначить? — поинтересовался секретарь. — Может быть, вас?

Он оглядел зал. Он ждал реакции. Это был проверенный, много раз опробованный ход. Работницы должны рассмеяться. Нелепое же предложение.

Но работницы не смеялись. Они ждали, что ответит Катерина.

— Назначить предлагаю Леднева, начальника первого участка. И через неделю в цехе будет порядок, — спокойно произнесла она.

Работницы с мест начали выкрикивать: «Леднева! Леднева!»

Собрание кое-как закончили. В следующую зарплату денег Катерине начислили меньше всех, и она узнала, что кто-то приходил к коменданту общежития узнавать, как она себя ведет. Начальник обвинил ее в халатности, вынес выговор за поломку станка. Ее явно выжинали. Она не могла уйти — лишилась бы общежития. Работницы при встрече отводили глаза. Они ничем не могли ей помочь.

Катерина решила посоветоваться с академиком. Тихомиров выслушал и сказал:

— Есть два пути. Я могу позвонить в свой райком партии, оттуда позвонят в райком вашего района, из вашего райкома позвонят на фабрику и попросят отстать. И от тебя отстанут. Но этот вариант прибережем на будущее. А сейчас пойдем по стандартному пути.

И он продиктовал Катерине жалобу, где была указана фамилия секретаря райкома, который был у них на собрании. Жалоба была о расправе за критику. Академик подсказал, чтобы она написала о недостатках на производстве и свои предложения по их ликвидации. Он дал ей несколько листов бумаги и отослал на кухню. Потом прочитал написанное, кое-что переделал, взял газету «Правда», вставил несколько фраз из передовой статьи, заставил ее переписать начисто. И письмо ушло.

Через несколько дней в их цехе появился директор фабрики в сопровождении парторга. Они остановились невдалеке от Катерины, и парторг кивнул в ее сторону.

Директор фабрики, сорокалетний, коренастый, вполне еще мужчина, рассматривал ее с явным интересом. И она улыбнулась директору. Директор от неожиданности тоже улыбнулся, подошел к ней и спросил:

— Как дела?

— Хорошо. А у вас как?

— Так себе, — сказал директор. — Сама знаешь. Оборудование изношенное.

— На нем еще можно работать, если работу наладить.

— И ты считаешь, что Леднев наладит?

— Наладит, — подтвердила она. — Леднев и производство знает, и деликатный. У нас, когда наладчик запивает, он подойдет ко мне и скажет: «Катенька, голубка, помоги». Да я для него все сделаю.

И директор рассмеялся. Но глаза оставались серьезными. И вдруг он спросил:

— Письмо в райком сама писала или кто помогал?

— Помог, — призналась она. — Дядя. Он академик.

— Ты москвичка?

— Я псковская, — Катерина улыбнулась. — Я только год в Москве.

— А я смоленский, — признался директор. — Почти соседи.

Директор протянул ей руку.

Директорская ладонь оказалась жесткой и сильной, и она подумала, что этот смоленский парень работал и руками. И тоже, наверное, пробивался.

Катерина оглянулась. Работницы смотрели в их сторону.

— Меня зовут Николаем Степановичем.

— А меня Катериной.

— Катерина, я подумаю о твоем предложении.

— Подумайте, предложение-то хорошее, — убежденно сказала Катерина.

— Учиться не собираешься?

— В этом году завалила. На будущий год буду поступать.

— Я тоже только с третьей попытки поступил, — признался директор. — Ты поступишь! Мы, из провинции, упорные.

— Наверное, — согласилась Катерина. — Как говорит моя подруга Людмила, нам отступать некуда.

— Она верно говорит. Если будут проблемы — заходи. Смоленские всегда помогали псковским, а псковские — смоленским.

— Мне неудобно, — смутилась Катерина.

— Тебе — удобно, — сказал директор и пошел.

Катерина смотрела ему вслед. Невысокий, коренастый, длиннорукий. Он ей напоминал псковских деревенских мужиков. Они ходили так же, чуть сутулясь, будто их руки тянулись к земле.

Через неделю на фабрике было партийное собрание, где директор критиковал их начальника цеха. Еще через неделю начальника перевели в отдел снабжения, и на его место назначили Леднева. После этого пожилые работницы начали здороваться с Катериной. На цеховом комсомольском собрании ее выдвинули комсоргом цеха. Она отказалась. Леднев вызвал ее в свою контору, закрыл дверь и спросил:

— Ты не хочешь мне помогать?

— Я хочу, но мне надо готовиться в институт.

— Пойми, — убеждал ее Леднев, — я должен сформировать свою команду, чтобы меня поддерживали. И начальники участков, и парторг, и комсорг. Иначе меня сожрут. Ты присматривайся к производству. Осенью я тебя в начальники участка выдвину.

— Не утвердят, — возразила ему Катерина. — Надо хотя бы техникум закончить.

Катерина уже разбиралась в иерархии руководства цеха.

— В порядке исключения — можно, — заверил ее Леднев.

— С чего бы ради меня делать исключения? — засомневалась Катерина.

— Директор утвердит, — уверенно сказал Леднев. — Вы же земляки.

— Мы почти соседи. Я псковская, а он смоленский.

— И оба не любите москвичей. Это вас и объединяет.

— Почему мы должны не любить москвичей? — удивилась Катерина.

— Москвичей нигде не любят. Я в армии служил, так все были против москвичей. Слишком мы бойкие и разворотливые. Москва — жесткий город. Знаешь пословицу — «Москва бьет с носка»?

— Я и другую знаю — «Москва слезам не верит».