Вильям Гиллер - Вам доверяются люди

Ладно. Пока что проверим списки дежурств. Степняк вооружается очками, закуривает папиросу и придвигает отпечатанную на машинке бумажку.

Приемное отделение… Гонтарь. Ну что ж, очень хорошо — Наумчик верный человек, даже с повышенным чувством ответственности. Хирургия… Рыбаш? Еще лучше, Это просто подарок главному врачу. Рыбаш несдержан, своеволен, но уж он не прозевает опасного случая и не будет прятаться за чужую спину там, где требуется смелое решение. Странно только, что Рыбаш согласился дежурить в новогоднюю ночь — молодой человек, веселый, свободный… Неужели у него нет компании, нет приятельницы, с которой он хотел бы встречать Новый год? Или поссорился, как это бывает, в последнюю минуту? Вероятно, так и есть. В списке тщательно зачеркнута чья-то фамилия, стоявшая прежде, и сверху напечатано: «А. З. Рыбаш». Выходит, перестановка сделана в последнюю минуту, даже не успели перепечатать всего списка. Ну, как бы там ни было, а Рыбаш — наилучший вариант.

Терапия… Ступина. Быть не может! Чтоб эта красавица, которая и по больничным коридорам разгуливает так, словно вот-вот пустится танцевать, чтоб эта рыжекудрая амазонка или Диана, как иногда с шутливой галантностью называет ее Мезенцев, чтоб она решилась пожертвовать новогодней встречей? Быть не может! Но в списке стоит черным по белому: «М. Г. Ступина». Никаких поправок, ничего не зачеркнуто. Степняк настолько удивлен, что достает из ящика стола график дежурств, составленный в начале месяца. Интересно, как выходило по этому графику? Он перелистывает страницу за страницей. Да, точно, Ступина дежурит в полагающийся ей день. Ох, бедная девочка, не повезло! И, видимо, она даже не пыталась что-нибудь изменить. Или все-таки пыталась, да никто не согласился? Кроме Седловец, присланной райздравом, в терапии теперь работают и старый врач Отто Карлович Бангель, рижанин, добрых двадцать лет живущий в Москве, но не отделавшийся от своего латышского акцента, и Нинель Журбалиева, подруга Марлены, которую Ступина привела вскоре после того, как пришла сама. У Нинель скуластенькое, монгольского типа лицо и неожиданно круглые серые глаза, прячущиеся за мохнатыми ресницами. Спокойные и очень умные глаза. Лознякова рассказывала, что у Журбалиевой склонность к научной работе и практическая медицина интересует ее с точки зрения будущей диссертации. В общем, у Марлены было с кем поменяться дежурством, но дежурит она. Отлично! Значит, понимает свой долг.

Степняк ставит в левом уголке списка внизу: «Утверждаю» и подписывается. Все как будто?

Ах, да, должен быть еще список на первое января. Тоже серьезный день: после новогодних встреч скорая помощь работает с немалой нагрузкой. Тут и пищевые отравления, и всевозможные травмы. Выпито будет в честь Нового года немало, — значит, кое-где не миновать драк. Хирургии предстоит поработать. По-видимому, это предусмотрели: в приемном будут дежурить двое — хирург Крутых и терапевт Бангель, в хирургии — Окунь и Григорьян, в терапевтическом отделении — Седловец. Н-да, из «старых» только Окунь… Все по графику. Но почему, собственно, нужно, чтоб в праздничный день график нарушался? И потом, в крайнем случае — в самом крайнем! — первого можно вызвать и Мезенцева, и самого Степняка, и Лознякову. После новогодней встречи все будут отсыпаться и вряд ли уйдут из дому. Главное — новогодняя ночь. Все правильно. Илья Васильевич зажигает потухшую папиросу и ставит свою визу на втором списке.

Степняк напрасно беспокоился. В актерском клубе никакой неловкости не вышло. Пропуска, с которыми они приехали, оказались точно такими, какие были у всей нарядной и веселой публики, толпившейся возле контролеров у нескольких входных дверей. В большом, хорошо натопленном и ярко освещенном вестибюле, где размещались гардеробные, пахло свежей хвоей и духами. Очень широкая белая лестница с пологими ступенями вела наверх. Сверху доносилась мягкая, чуть приглушенная музыка.

Скинув шубки на руки мужьям, сменив уличные меховые ботинки на остроносые туфельки с каблучками-шпильками и окинув друг друга чуть ревнивыми взглядами, Надя и Маечка, словно по команде, вытащили из сумочек пудреницы, предоставив мужчинам сдавать одежду, получать номерки и вообще выполнять всю ту черную работу праздничных сборищ, которой никогда не занимаются в театрах и в ресторанах молодые, нарядные женщины.

Потом, именно в то самое мгновение, когда мужья получили номерки и вручили гардеробщику неполагающуюся, но обязательную мзду, жены защелкнули свои сумочки и, оживленные, довольные, двинулись к лестнице. Степняк и Геннадий Спиридонович пошли за ними, отставая на полшага, как вышколенные адъютанты. Очевидно, им обоим сразу пришло на ум это сравнение, потому что не успел Степняк, улыбаясь, повернуться к своему генералу, как тот, хитро подмигнув, шепнул ему:

— Держи, брат, равнение, не зевай!

Все так же улыбаясь, Степняк расправил плечи и искоса взглянул на своего спутника. Геннадий Спиридонович был в штатском. Хорошо сшитый костюм скрадывал его брюшко, галстук был вывязан тонким узлом, как полагалось по моде, и все-таки Степняк угадывал, что в форме генерал чувствует себя свободнее и увереннее.

Широкая лестница, по которой они поднимались, упиралась в просторную площадку, вся стена которой представляла собой сплошное огромное зеркало. Дальше лестница расходилась двумя полукружиями направо и налево. Зеркало отражало и удваивало количество людей, поднимавшихся снизу, и Степняк, никогда не бывавший здесь, на какую-то долю секунды оторопел, увидев идущих ему навстречу, довольных и оживленных Надю и Маечку. Надя, мельком оглядев себя в этом бездонном зеркале, сделала шаг налево, Маечка — направо. Обе рассмеялись и остановились.

Невидимый радиорупор, из которого доносилась ненавязчивая, тихая музыка, проговорил приветливо и гостеприимно:

— На втором этаже, дорогие гости, вас ждут тайны новогоднего леса… Дед-мороз приглашает вас в свое обиталище!

Снова заиграла музыка.

— Правда, мило? — оборачиваясь к Степняку, спросила Надя и, не дожидаясь ответа, пошла к левому полукружию.

Маечка, весело упорствуя, свернула направо.

— Все равно сейчас там встретимся! — сказал Геннадий Спиридонович и покорно пошел за женой.

Степняк догнал Надю. Она с любопытством всматривалась в лица окружающих.

— Знаменитостей ищешь?

— Ага! — она кивнула. — Интересно, узнаю или нет без грима. А тебе тут нравится?

— Ничего… — Степняк все еще чувствовал себя не в своей тарелке.

— Надо сразу найти наш столик, чтоб потом не путаться, — озабоченно сказала Надя. — И, говорят, тут где-то выставка дружеских шаржей…

Обе лестницы, как и предсказал Геннадий Спиридонович, сливались на второй площадке, от которой сразу начиналась анфилада залов, превращенных на эту ночь в ресторан.