Лев Лондон - Строители

— Упакую, — убежденно сказал директор. — Ничего не жалко!

Я попробовал вмешаться в разговор:

— У директора Читашвили есть еще завод, если вы захотите — можете стать пятым совладельцем его.

Но Лидия Владимировна со мной шутить была не расположена: я ее больной, а с этой категорией людей он к ведет себя весьма строго.

— Я тут побуду еще несколько дней, — холодно сказала она, — мы установим вам точный распорядок дня. Комиссий считает, что вы должны тут еще побыть не для того, чтобы бегать на стройку, а для закрепления лечения.

Я пробовал возражать.

— Никаких «но», — оборвала она меня. — Строгое выполнение предписания врачей — вот что вам сейчас нужно… Что касается завода, — добавила она, — то, если директор Читашвили захочет, он сам предложит его. Так?

Читашвили вскочил:

— Так точно, Лидия Владимировна!

Они ушли вместе. Из всего этого, мой друг, я понял, что у тебя появился второй соперник. А что со Сперанским, Виктор?

О своей строечке напишу подробно в другой раз. Что-то там местное начальство задумало показ провести. Как он делается, а, Виктор? Вот черт, сколько раз подписывал приказы о показах, а ни разу не удосужился посмотреть, как это обмениваются опытом.

Жму руку.

Н.Н.

Из Крыма.

От Лидии Владимировны Северской.

Дорогой Виктор Константинович!

Николай Николаевич показал мне Ваши письму. Что это за работа у Вас такая?! Одни неприятности! Я думала об этом — нужно, наверное, очень любить свою специальность, чтобы работать на стройке. И, по правде говоря, еще я думала, что не сладко будет Вашей семье. Встречать Вас — все равно что встречать морехода.

Скажите, а разве все инженеры-строители так вот загружены, как Вы? Есть же, наверное, и что-то другое: проектные конторы, исследовательские институты… Боже, Как это по своей охоте браться за такое!

Да-да, понимаю, мне можно возразить и даже обвинить в непоследовательности, но, как говорит директор Читашвили, который уже подарил мне свой завод, женщины — существа слабые, и им присущи многие недостатки: ведь когда-то я Вам даже советовала занять эту должность… А главное — людям нужны дома, больницы, театры. Ведь Кто-то должен это все строить? Все это так, но почему именно Вы? Почему Вы?

…Передо мной все время стоит Ваше лицо, тогда в саду, у больницы, белое, без единой кровинки, прикушенные губы И глаза, смотрящие в одну точку. Какое-то наваждение!

Потом я узнала, что у вас большие неприятности. Поняла — вы, может быть, даже подсознательно — хотели моего сочувствия, нуждались в нем. И куда бы я ни шла, что бы ни делала, я слышала, видела Вас.

Когда мы садились со Сперанским в машину, я оглядывалась — успели ли сесть Вы. Когда мы собирались ужинать, я сдерживала себя, чтобы не попросить официанта поставить третий прибор; ночью я просыпалась потому, что кто-то в комнате говорил: «У меня сегодня хороший день…»

Боже, как я могла быть тогда такой жестокой!

Мне ничего не нужно от Вас, пожалуйста, только не думайте, что это объяснение в любви, мне просто хочется один раз увидеть Вас спокойным, улыбающимся, — и тогда снимется с меня тяжесть, которая вот уже больше месяца давит меня.

Ну вот, я рада, что нашла наконец в себе мужество написать Вам, — такое письмо не в моем характере. И если действительно, как Вы тогда говорили, строителю выделяется в году одни хороший день, то пусть он будет у вас поскорее.

Всего Вам хорошего.

Л.В .

Нас вызвали к Левшину, меня и Костромина. В машине Костромин очень нервничал:

— Это, наверное, вы пожаловались?.. Вы пожаловались! — жалобно повторял он.

— Я же вам говорил, что не жаловался.

— А чего же тогда он вызывает нас обоих?

Я тоже был взвинчен. В эти несколько дней Костромин сделал все, чтобы в самом зародыше угробить Управление обеспечения. Он отменил все мои распоряжения о переводе людей, вызвал Анатолия и долго уговаривал его бросить «это гиблое дело», даже звонил в райисполком и предлагал взять обратно помещение, где начало размещаться новое управление.

Только после вмешательства Васильева Костромин с большой неохотой, торгуясь по каждой кандидатуре, согласился, перевести к Анатолию немного людей. При этом все время причитал, что управляющий, когда приедет из отпуска, четвертует его.

Левшин сразу приступил к делу.

— Вот что, — сказал он, стукнув карандашом по столу, — как у вас со сдачей очередных объектов?.. У меня нет времени, — мрачно добавил он, так как я и Костромин молчали. — Такие вопросы нужно знать, отвечать немедленно.

— Я, Владимир Александрович, еще не полностью вошел в курс дела, — ответил Костромин. — Так что лучше…

— А разве вы, будучи заместителем главного инженера… не должны были быть в курсе?.. Ну хорошо, а вы чего молчите? — обратился он ко мне. — Когда что-нибудь нужно получить от главка, то вы достаточно красноречивы.

— Все плановые объекты будут сданы в срок.

— Все?

— Да, все.

— Это хорошо. А неплановые? — Левшин снова опустил карандаш на стол. — А неплановые?

— Не понимаю.

— Ах, вы, мой дорогой, не понимаете? Какой непонятливый! У вас есть четыре пятисекционных двенадцатиэтажных дома, — Левшин посмотрел на табличку, лежащую перед ним. — Они по плану сдаются через четыре месяца. Когда вы собираетесь их сдавать?

— Через четыре месяца.

Левшин мрачно уставился на меня:

— Посмотри, Владислав Ипполитович, какие сейчас шустрые эти молодые люди!.. Мы с тобой в его возрасте отвечали так в главке?

— Мы в его летах, Владимир Александрович, были еще прорабами, — сказал немного приободрившийся Костромин. — Знали своего начальника участка, а перед начальником конторы вытягивались в струнку. В главк боялись даже зайти.

— Вы слышите? — снова обратился ко мне Левшин. — Вот как было. Боялись! — Мне показалось, что в его голосе звучит ирония, но лицо его было по обыкновению мрачно.

Я промолчал.

— Так вот, эти четыре дома нужно сдать за месяц… За один месяц, — сказал Левшин.

— Это совершенно невозможно со всех точек зрения.

— С каких, позвольте узнать?

— Это невозможно технологически… Но если даже нарушить все правила, нагнать людей — все равно у нас дома не примут из-за плохого качества — результата спешки.

Потом… — Я остановился, вспомнив, что тот довод, который хотел привести, никогда не принимается главком во внимание.

— Договаривайте! — приказал Левшин.

— Мы сорвем весь третий квартал. Придется прекращать монтаж… все полетит вверх тормашками.

— А если есть такое задание?

— Значит, задание будет выполнено через четыре месяца.

На длинном плоском носу Левшина появились легкие морщинки, — Левшин смеялся.