Лев Лондон - Строители

Анатолий, наверное, ее уговорил. Он поступил тогда красиво. А ты, миленький, раскричался.

Восемь пятнадцать. Странно! Спешат часы, что ли? Я набираю «100».

— Двадцать часов… шестнадцать минут, — раздается резкий женский голос.

Позвонил телефон. Ага, Вика!.. Только, пожалуйста, не спрашивай ее ничего, а как обычно: «Здравствуй, Вика!»

Я снял трубку:

— Слушаю?

— Я к тебе, Виктор, — в трубке слышится голос моего друга Аркадия. — Алло, алло! Чего ты молчишь? Алло!..

— Слышу тебя, Аркадий!

— Я сейчас к тебе еду… у меня билеты. Алло, алло!

— Буду рад.

…Может быть, она заболела? Нет, все равно позвонила бы. Было уже раз так. В чем же дело?

Звонок!

— Да-да! — я уже не стараюсь придать голосу равнодушие. — Слушаю!

Молчание. Потом в трубке раздается голос Гната:

— Я приеду к тебе, инженер.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. А что должно случиться? — удивляется Гнат. — У меня не получается расчет… Ты что, инженер, разве недоволен?

— Доволен — это не то слово, Гнат. Я счастлив!

Он рассмеялся.

— У тебя сегодня хорошее настроение, инженер. Может, захватить?

Гнат всегда попадает пальцем в небо, но именно поэтому рядом с ним все просто и легко… А впрочем, может, он не так прост, как кажется, мой Гнат.

— Ни-ни!

— После расчета, инженер, — предлагает он компромисс.

— Нет, — строго говорю я, хотя знаю: как Гнату ни запрещай, он все равно придет со свертком, как когда-то приходил Миша.

…Вика не позвонила.

Из Крыма.

От Николая Николаевича Скиридова.

Эге-ге, мой миленький профессор, я прямо в восторге! Оказывается, Виктор, нашелся человек, который «почти», как ты написал, доказал тебе, что ты отстал в технологии.

Это очень, очень приятно. Право, я уже начал тебя побаиваться, так же как нашу Лидочку, которая раз навсегда усвоила медицинские истины и применяет их всюду и ко всем.

А теперь, оказывается, ты можешь ошибаться. Вот так оно, милый, и бывает, помнишь, у Льва Николаевича Толстого в «Войне и мире» немецкого военачальника Пфуля, помнишь? Не оказался ли ты похож на него?

Кто этот Морозов? Кажется… ага, припоминаю — здоровина такая с загоревшим невозмутимым лицом. Так что же? Хи-хи, этот дубоватый товарищ положил тебя на лопатки? И требует он ни больше ни меньше как созыва техсовета?

…Ну вот, я немного пришел в себя и даже готов извиниться за злорадство. Просто я рад, что обыкновенные смертные, как Морозов, я и другие, тоже кое-что еще могут сделать в технологии и в той важнейшей работе, которую ты начал, — экономии человеческого труда.

Ты спрашиваешь моего совета, как поступить? Право, не знаю, Виктор. Раньше я бы этого самого Морозова за дерзкое поведение при народе скрутил бы в бараний рог и объявил бы его предложения чепухой. Исходил бы при этом из такого соглашательского правила: лучше принятое среднее решение, чем непринятое хорошее. Но сейчас… нет, не буду тебе давать советов. Решай сам.

Скажи, как точно называется такая машина для стяжки и где ее достать, Виктор? Где достать алмазные буры? Какой растворонасос подает песок с водой? Марка? Это ты еще можешь колебаться, у тебя две тысячи, а у меня с моими восемнадцатью орлами надо хвататься сразу за механизм, за способы производства, которые экономят труд.

Пожалуйста, срочно ответь мне на эти вопросы, — может быть, в оставшиеся две недели я что-нибудь еще смогу сделать для своей строечки.

Как это здорово писать — «в оставшиеся две недели». Правда, Виктор?

Ну, до свидания!

Н. Н.

Из Крыма.

От Лидии Владимировны Северской.

Здравствуйте, Виктор Константинович!

Я задержалась тут со своими больными, которых привезли из Москвы.

Почему Вы мне не ответили? Уже прошло восемь дней, как я послала Вам письмо. Это как раз то время, даже с небольшим запасом, чтобы от влюбленного человека примчалось письмо. Или Вы, увидев какую-нибудь новую машину, забыли меня?

А я-то тут думала, что он, бедненький, не спит, не ест, похудел, осунулся — только и мечтает обо мне.

Вот возьму и влюблюсь в Читашвили, самого сильного, самого робкого, самого нахального человека, которого я встречала до сих пор.

«Зачем, девушка, тебе Москва, — говорит он. — Смотри, какое голубое небо, синее море, какие деревья — все твое. И дарить ничего не нужно, кто приезжает сюда — тот и владеет ими».

Вот сколько, дорогой мой главный инженер, поэзии ежедневно (потому что с Читашвили я вижусь каждый день) выливается на меня из уст директора. Скажите, какое женское сердце при этом не дрогнет?

Это все он говорит мне в море, когда мы уплываем вдвоем далеко за буйки. Море тихое, ласковое, баюкает нас. На суше директор становится молчаливым. Мы сидим у моря, набегают маленькие волны.

«Чего вы молчите, директор?» — спрашиваю я.

«Тихо, Лидия Владимировна. Разве не слышишь?»

«Что, директор?»

«Как шепчут волны, девушка!»

Я прислушиваюсь, и волны начинают рассказывать мне о далеких людях в Москве, которые «вкалывают» (это слово недавно Николай Николаевич сказал про Вас — что вы «вкалываете») и знать ни о чем не хотят, писем не пишут. А их бедные знакомые все ждут и ждут!

Простите меня за вольный тон, возможно, он Вам не понравится, но такая уж я… Хотя давайте договоримся: если скоро придет от Вас письмо, я исправлюсь, вернее — начну исправляться.

Привет Вам от Н.Н. Ему-то Вы пишете, тут Вы постоянны в своей привязанности. Правда, Н.Н. не в счет, это особый человек…

До свидания, жду письма. Л.В.

Пишите мне на Главпочтамт. Фамилию-то не забыли? Северская, Се-вер-ска-я!!!

Ох, сколько дел! Как организовать свой день.

Можно «сидеть» только на этих четырех домах — и я буду загружен по уши. И не думайте, пожалуйста, что я подменял бы прорабов и не решал там свои вопросы. Можно — тоже весь день — ездить по объектам. Тут уж главный инженер треста затратит время с пользой. Можно, наконец, целый день провести за столом в тресте — отвечать на телефонные звонки и принимать посетителей. Да-да, один раз я так и сделал — записал, какие вопросы решены. Очень, очень важные!

А там еще различные совещания, которые по привычке все ругают, и зачастую напрасно, потому что как же иначе координировать работу различных специализированных организаций, число которых все увеличивается?!

А отделы-службы треста? Очень разумно можно использовать день, поработав хотя бы по часу с начальником каждого отдела. А бригады? Как это хоть раз в неделю не поговорить с бригадами Косова, Королькова, Гната и другими? В тресте сорок бригад.

И все же решать только эти дела — смерти подобно. Как часто слышишь такие слова: «Сколько сейчас времени, уже шесть? Боже, а я еще ничего не успел сделать!»