Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

Довольно жесткий удар по пяткам заставил Ваню закончить песню неожиданным возгласом и оглянуться на волну: «Ты опять!»

На этот раз Байкал нападал с опасным оружием: он поднял завалы леса и бил таранными стволами по откосу горы. Товарищи уползали от нападающего моря, помогая друг другу карабкаться, и Женя пробирался к Ване, рискуя сорваться в воду, под удар прыгающих деревьев.

Эти страшные плавающие тараны хорошо знакомы были Зырянову. Опытным воображением плотовщика он пробежал по штурмующему морю за тяжкий, обвальный горизонт насунувшегося неба, до искусственных карнизов южного побережья, и там увидел беззащитные откосы и мосты железной дороги под неотразимыми, бессчетными ударами всплывших лесных завалов…

Триста тридцать шесть рек и речек вокруг Байкала сливали в него бешеную воду с Хамар-Дабана, и Прибайкальского хребта, и Саян, и Танну-Ола, и Алтая и собирали воду с Бурят-Монголии и Монголии — за тысячу километров, — а выход из Байкала был один: в Ангару, и сегодня к ней катились новые взгромоздившиеся волны во всю ширину моря и громили юго-западное побережье.

И наверно, все, кто сегодня окажется поблизости от участка прорыва прибайкальской железной дороги, мгновенно будут мобилизованы…

И на скользкой крутизне Хамар-Дабана, цепляясь за стебли трав, поднялся во весь рост комсомолец двадцатых годов, обязательный добровольный участник всех мобилизаций, где бы они его ни заставали. Он, как пожарный на дымок, не ожидая вызова, вскакивал и мчался туда, где дрались, где слышен шум аврала, — и там он торопился всех опередить.

Лоцманским, резковатым голосом Зырянов закричал:

— Товарищи!.. Нельзя терять ни одной минуты!.. Байкал разбивает железную дорогу!.. Туда!

Бригада Зырянова со всеми вместе защищала юго-западный берег в головокружительной борьбе с Байкалом и восстанавливала насыпи, откосы и пути отчаянной работой в течение месяца.

Очень усталые и очень довольные, гордые, они подошли к ближайшей станции и сели ждать первых поездов с хозяйским чувством удовлетворения и заботы, потому что эта дорога уже стала своей.

Все уселись на своих мешках, кроме Вани. Он сразу нашел интересное для себя объявление на стене — от иркутской школы трактористов:

«…Ученики обеспечиваются полным содержанием и питанием бесплатно».

«Зырянов и будущим летом подыщет себе гиблое местечко, вроде Байкала», — подумал Сеня и равнодушно отвернулся, освобождая себя от беспричинной привязанности к Зырянову. Со скучающим видом слонялся, заглядывая во все помещения станции из беспокойного любопытства и еще потому, что заметил Николая Ивановича в толпе заждавшихся пассажиров.

Или ему показалось, что это Николай Иванович прошел с какой-то занятной фигурой невысокого роста, почти бочкообразной в груди.

На станции скопился народ за весь месяц.

В станционном зале, во внутренней стене, были проделаны дыры в виде крошечных окошечек-форточек на уровне Сениного живота — но на уровне лица человека, сидящего за ними.

Написал над форточкой короткое, но обидное письмо бюрократу и с ожесточением подумал: «Женя ведь мог попросить у Зырянова московский адрес».

За форточкой рокотал могучий бас. На полу, под стеной, сидели люди привалясь. Двое или трое прислушивались к любопытному разговору за форточкой. Бас к тому же пытался говорить шепотом, и это тем более привлекало внимание.

Сенины мысли заняты были более важным предметом. Он мечтал о том, чтобы Зырянов опять испытал не меньшие затруднения на своей гиблой практике будущим летом, а тогда явится выручать, конечно в последний момент, Сенина бригада Верных в полном составе, — как на Байкале чудесно выручили его научную загадку… Расшатанные Организмы!

— Нефтяную смолу, сказал, отыщем и допотопный ваш уклад, грозится, сдадим в некий музей, — урчал за форточкой, отвечая басу, другой голос, но тоже низкий и сильный.

И вдруг подумал с внезапно обострившимся слухом: «А ведь это Николай Иванович!»

— Музей — это кумирня, поганище музаверов — безбожников и злодеев. Разумейте! — рокотнул первый бас. — Иного времени такого долго ждать: само царство небесное валится в рот.

Зданьице станции задрожало от этих слов. Сеня восхитился:

— Ну и голосок!

И другие пассажиры одобрили:

— Как из барабана!

Сеня подписал письмо на стене. Он презирал анонимщиков. Весной можно было бы запросить Зырянова, куда он поедет, где будет его гиблая практика будущим летом. Как узнать его московский адрес? Вот вопрос.

— Бог знат, — хрипло пророкотал ответ за форточкой.

— Тебе известно, что бог закрестил сатане все выходы из геенны? — строго спросил тихий барабанный голос.

«Опечатал крестами подземное царство», — Сеня представил себе освобожденного, растроганного, благодарного и пристыженного сатану… К черту сатану. Сеню гораздо более интересовал Зырянов, растроганный, благодарный и опять пристыженный…

«Ребята, вы меня выручили опять из безвыходного положения!»

— Нам известно, — сказал Николай Иванович за форточкой.

— Человечьи руки музаверов выкопают ход незакрепленный, — мрачно рычал пророк.

«Музаверы, мне стыдно перед вами, я вас не понял на Байкале… Забудем, Василий Игнатьевич!..»

— Сатана выйдет в Мир и осмолит нас!..

«Ребята, теперь я вижу: без вашей помощи не будет сибирской нефти».

— Стало видней тебе?

— Вижу, Русскому жилу конец, батя! — прохрипел Николай Иванович (определенно это был он). — Сей Зырянин с Тарутиным, окаянным внучонком, ино другие с ними будут на Индигирке, яко в геенне, котлы с нефтью ставить и в той гееннской смоле нас, грешных, варить по указу государей Михаила и отца его Филарета; как Ивашко Ребров сказывал Аникею Тарутину: злыми смертьми надлежит ворам-де, пришедшим заповедною окианскою дорогою…

«Что они выдумывают? — удивился Сеня. — Когда и где они успели надрызгаться?»

Он еще продолжал прислушиваться к своей мечте… «Но бригада Верных со мной, — скажет счастливый Зырянов, — и мы добудем сибирскую нефть!»

И вдруг последние слова Сениного мечтания связались с пьяным бредом за оконцем и осмыслили его.

— Кто этому делу помешает, предстанет богу живой! — шепнул батя, вызывая ощущение подземного раската. — Как Аникеюшко, сын Тарутина, спас от государева указа Русское жило, тому исполнится в послебудущем лете триста лет. А ныне тебе дается!

«Ого! Кто-то из моих предков даже спас Русское жило!.. А в самом деле, вдруг у меня там знатная родня?.. Становится интересно. Сбегать посмотреть?.. — насмешливо думал. — Кого Николай Иванович величает батей?.. Найти заодно берестяной кусочек истории России… А ведь батя научает Николая Ивановича вредительству, как пить дать! Посмотреть на него…»