Вера Дорофеева - Истории без любви

В том поиске молодой исследователь постигнет не новую, но очень важную в техническом творчестве премудрость: только жесткое отношение к делу, ограничение и обуздание творческих порывов в процессе материализации машины могут принести реальный результат. И какую бы заманчивую идею усовершенствования во время работы ни предлагал конструктор, как бы ни умолял сделать тот или иной узел по-новому, какие бы выгоды ни сулил, когда-то нужно стать непоколебимым. Иначе новшествам не будет конца, а в итоге не будет и самой машины.

При определенных обстоятельствах, правда, надо рисковать, принимать новое в процессе работы, иначе та же машина, еще не родившись, может устареть. Так где же лежит эта золотая середина допустимого риска и ограничения конструкторской мысли? Кто гарантирует тебя от ошибок? Видимо, только интуиция и собственный опыт. Так считает Кучук-Яценко.

Три года потребовалось на то, чтобы создать надежную производительную сварочную машину. Следующие три года ушли на разработку, доводку, испытания. Кучук-Яценко полагал, что дело сделано. Но все испытания, проведенные в различных климатических условиях, опытные образцы, заслужившие немало лестных слов от транспортников и получившие одобрение авторитетной госкомиссии, — все это еще не давало машине права на существование. И магическое слово «серия», как дамоклов меч, висело над ними затем целых четыре года.

Серийное производство поручили Каховскому заводу, который выпускал до этого только примитивное сельскохозяйственное оборудование. Вот тут-то и Кучук-Яценко, уже кандидат наук, и Сахарнов, и остальные создатели машины испили до последней капли горькую чашу, именуемую одним выразительным словом — «внедрение».

Их машина — сгусток наисовременнейшей передовой научной и конструкторской мысли — стала своеобразным катализатором в жизни еще недавно заурядного и маломощного завода. Началась реконструкция, которая заставила тысячи людей изменить темп жизни и работы. Дело было не только в техническом перевооружении. В конце концов, не так уж сложно теперь насытить предприятие точными станками с программным управлением. Значительно труднее поддается «реконструкции» мышление человека. А ведь от понимания объемности задачи, от внутреннего настроя, наконец, от технических навыков и умения рабочих, техников, инженеров зависела в какой-то мере дальнейшая жизнь машины, ее успех.

Там, в Каховке, за ворохом дел, споров, устранений неполадок Кучук-Яценко забыл о своем тридцатилетии и вспомнил о круглой дате лишь в двенадцатом часу, когда измотанный, голодный добрался наконец-то до гостиницы и дежурная передала ему поздравительную телеграмму от жены. Там же, в Каховке, в одной из командировок он узнал, что ему, Сахарнову и еще двум товарищам за разработку и создание полевой рельсосварочной машины присуждена Ленинская премия.

Этой машине затем было суждено сваривать рельсы не только у нас в стране, но и во Франции, Японии, Австрии, Италии. Энергетический кризис, разразившийся на Западе в последние годы, заставил и промышленников США по-иному посмотреть на роль железных дорог в экономической жизни страны. Теперь эта сварочная рельсовая машина работает и в Соединенных Штатах.

Вскоре приехал корреспондент столичного иллюстрированного журнала, чтобы сделать об их творческом коллективе фотоочерк. Впервые в жизни Кучук-Яценко давал интервью, и это было мучительно и сложно. Потому что корреспондент расспрашивал его о «хобби», интересовался мнением о фильме «Девять дней одного года», старался выяснить, какие любит песни и охотно ли собирает грибы на отдыхе. А Кучуку-Яценко хотелось рассказать о машине, о спорах с Сахарновым, о том, как подбирали режим технологии и сколько потратили сил здесь, в Каховке, чтобы запустить свое детище в серию. Потом корреспондент измотал их, заставляя каждого позировать в цехах и у проходной завода почему-то с рулонами посторонних чертежей под мышкой. И наконец, он попросил всю четверку лауреатов встать на сваренный рельс, положить руки на плечи друг другу и так постоять «один момент», пока он сделает эффектный кадр, а сам лег на землю и оттуда щелкал своей большой камерой, запечатляя на пленку их ироничные и смущенные лица.

Через месяц в столичном иллюстрированном журнале они увидели на большом цветном снимке себя, неуклюже балансирующих на узкой полосе рельса. Под снимком шел весьма двусмысленный текст: «Четверо лауреатов на одном рельсе». Институтские острословы тогда вдоволь позубоскалили...

Потом были другие дела, другие машины, которые тоже требовали напряжения, творческого подхода, согласований, увязок. Каждая новая работа, как хороший кирпич, ложилась плотно, без зазоров в тот опыт ученого, который стал через десять лет фундаментом в создании К-700.

Другие времена — другие масштабы. Новой машине предстоит сваривать трубы диаметром до двух с половиной метров. А в институте и это не считают пределом.

...Рабочие отвернули крепежные болты К-700, разъяли шланги гидравлики, маслоподачи. И сейчас крепили тросы, чтобы снять головную часть машины. Вместе с ними, в такой же замасленной, бывалой телогрейке, так же ловко, споро, без суеты, словно всю жизнь он только и делал это, работал Василий Загадарчук. Вот он выставил большой палец, как заправский такелажник. Где-то наверху, над головой, прозвучала утвердительная трель звонка: сигнал крановщицей принят. Заурчал движок мостового крана, натянулись стропы. И чуть заметный просвет между телом К-700 и носовой частью стал расти.

Кучук-Яценко смотрел на плывущую в воздухе спеленатую, перевитую тросами головку машины, на идущего рядом Василия Загадарчука и думал, отчего же случилась авария?

У каждого научного свершения есть своя история, сотканная не только из логических предпосылок, необходимостей, но и из случайностей. Даже зная весь ход событий, трудно потом построить какую-либо модель. Но отдельные эпизоды научного поиска можно разложить на составные части. И тогда они в чем-то станут похожи на условия знакомых с детства задачек.

Итак, из пункта А в неизвестную для него точку встречи направился специалист по электронной физике — Олег Назаренко. И пока он с переменным успехом сражался с академиком, другой участник будущей встречи Владимир Шелягин еще учился в Киевском политехническом институте. На последнем курсе Владимир уже знал, чем он будет заниматься после института, — разработкой микромашин. Неожиданно из Института электросварки пришел запрос на практиканта с кафедры электромашин. В конце была приписка: «В дальнейшем возможна работа».