Семен Бытовой - Поезд пришел на Тумнин

Солнце поднялось высоко над тайгой. Стало жарко. Орочи сбросили с себя меховые куртки. Михаил Намунка сменил Тихона, взяв у него весло, и занял его место на корме.

Трое суток шли они по Хунгари и там, где река впадает в Амур, запрятали ульмагду в густой кустарник. Там встретились с нанайцами, которые ловили рыбу. Внешне нанайцы почти не отличались от орочей. На них были такие же ичиги из желтоватой сохатиной кожи, такие же меховые жилеты, курили они такие же трубки, оправленные медными ободками. Но нанайцы, чьи стойбища были на Амуре, по соседству с русскими селениями, переняли от русских многое, о чем орочи еще не имели представления.

Нанайцы уже два года жили по новым законам советской власти. В стойбищах открылись школы, больницы, магазины северной кооперации «Интеграл», где принимались по твердым ценам пушнина и рыба и где, в свою очередь, можно было купить много разных товаров и продуктов.

Нанайца, который все это рассказал орочам, звали Акимом Пассар. Это был невысокий, поджарый мужчина лет сорока с очень обветренным, широким лицом. Он пригласил орочей к костру и, когда те уселись, угостил их табаком из своего кисета.

— Тихон, покажи бумагу, — предложил Александр Намунка, уверенный в том, что Аким разберет и растолкует им, что на бумаге написано.

Аким Пассар с серьезным видом повертел в руках бумагу и вернул обратно.

— Я в город без бумаги ходил, — заявил он важно, нисколько не смущаясь тем, что не мог прочесть написанное. — Бумагу только на пароход надо. А в городе зачем она?

Тихон почувствовал себя обиженным. Ему не понравилось пренебрежение, с каким Пассар отдал ему бумагу, которую он, Тихон, так тщательно хранил и о которой думал всю дорогу.

— На пароход, однако, тоже без бумаги можно, — продолжал нанаец, подбросив в огонь хворосту, и объяснил, что верстах в десяти от этого места, где они сидят, есть селение и что там всегда останавливаются пароходы. Если помочь матросам погрузить дрова, то капитан бесплатно довезет до Хабаровска.

Александр Намунка посмотрел сперва на Тихона, потом на Михаила Намунку, подвинулся ближе к нанайцу.

— Дрова грузить можно, чего там! — сказал он, встретив сочувственные взгляды своих товарищей.

Аким обещал на своей парусной лодке доставить орочей в Вознесенское — так называлось то прибрежное селение, — чем сильно обрадовал делегатов. Они встали и поклонились гостеприимному нанайцу.

— Ничего, — сказал Пассар, — людям помогать надо. Новый закон так велит. — Размашистым шагом он пошел по тропинке к Амуру, где на волнах покачивалась широкая лодка с приспущенным парусом.

Пожилая русская женщина, с которой орочи разговорились на пароходе, к величайшей их радости не только прочла адрес Арсеньева, но сказала, что доведет их до Краевого музея, где жил Владимир Клавдиевич.

Пароход «Совет» причалил к речному вокзалу в первом часу ночи. Город еще не спал. Многоэтажные дома на холмах светились яркими огнями. Много света было и на пристани. Люди, пришедшие встречать пароход, толпились у сходен.

Орочи несколько раз теряли из виду добрую женщину, но она сама отыскивала их в толпе. Непривычный шум удручающе действовал на орочей. Они испуганно пошли за своей проводницей в город. Она шла впереди. За ней с большим чемоданом на плече шагал Тихон. Михаил Намунка и Александр Намунка шли рядом, стараясь не отставать от Тихона.

Когда вышли на площадь, женщина остановилась.

— Ну, как вам нравится город?

Никто ей не ответил.

— Отдохните, — предложила она, — чемодан мой тяжелый.

— Ничего, однако, — сказал Тихон, но снял с плеча чемодан не столько от усталости, сколько от желания поглядеть по сторонам.

— Скоро уже музей, — говорила проводница. — Мне с вами по дороге. Доведу.

Михаил Намунка во все глаза глядел на большой пятиэтажный дом с освещенными окнами.

— Как там живут, думать страшно, — сказал он Тихону, который тоже, как зачарованный, рассматривал окна верхних этажей. — Гляди, упадет сейчас.

— Не упадет, чего там! — ответил Тихон, но в голосе его все же чувствовалась тревожная нотка. — Такой дом если на Тумнине поставить, всех орочей поместить можно.

— Наверно, Арсеньев спит. Тогда разбудим, — сказала женщина.

Александр Лазаревич замахал руками, сказал:

— Зачем будить? Пускай спит капитан Арсеньев. Он много думал весь день, писал много. Пускай спит!

С площади они свернули на узкую улицу, прошли мимо густого, темного парка, который напомнил орочам их родную тайгу. С Амура тянуло прохладой. Реки было почти не видно за деревьями, лишь изредка, в узких просветах, поблескивала синяя волнистая вода.

Возле небольшого двухэтажного дома, под окнами которого росли высокие тополи, женщина остановила орочей.

— Вот он, музей. Вы пришли. А я пойду дальше. Давайте мой чемодан.

Но Тихон или не понял, чего она хочет, или сделал вид, что не понимает, и пошел следом за ней.

— Куда же вы? — спросила она. — Потом еще заблудитесь.

— Чего там, не заблудимся.

Александр Намунка немало испугал женщину, когда вытащил из-за пояса топор и сделал на тополях, росших возле музея, несколько зарубок.

— Хорошие люди в городе, — говорил Тихон, когда, проводив женщину до ее дома, орочи возвращались к музею.

— Ничего, конечно! — согласился Михаил Намунка.

Улица, по которой они шли, не была освещена. Но охотники шагали уверенно, ясно различая зарубки, которые по старой таежной привычке сделал, то здесь то там, на деревьях Александр Намунка.

Орочи не стали будить Арсеньева. Постояв у запертой калитки, они достали из мешков барсучьи шкурки и, расстелив их на траве в палисаднике, легли. Но было холодно, и Тихон, собрав вокруг сухие ветки, решил развести костер. Он нашел кусок доски у забора, расщепил его топориком, ловко зажег на ветру огонь. Тихон даже хотел вскипятить воду в чайнике, но речки поблизости не было, а бежать на Амур далеко.

Огонь костра разгорался. Сизый дымок поплыл над улицей. В доме, в одном из окон первого этажа, зажегся свет, на белой занавеске появился силуэт женщины. Орочи испуганно переглянулись. Тихон стал поспешно разбрасывать костер, но Михаил Намунка остановил его.

— Худое дело, — сказал он и прислонился к тополю.

Александр Намунка подошел к окну. Подтянулся на руках и заглянул в комнату. Женщина убирала со стола посуду. Она была в длинном халате, с распущенными волосами.

Свет в доме вскоре погас. Орочи не знали, что и делать. Костер догорел, поддержать его было нечем. Тогда Тихон подошел к запертой калитке и сильно толкнул ее плечом. Калитка не подалась. Но зато, громыхая цепью, во дворе забегала и залаяла собака. В окнах вновь зажегся свет, а одно из них распахнулось, и мужской голос спросил: