Алексей Дебольский - Когда мы молоды

Добравшись до господина Винка, инженер веселеет и, отбросив остатки официальности, продолжает уже запросто:

— Никак не ожидал старик, что мы за такой короткий срок столько наворочаем! Был с ним его технолог по фамилии Фризен. Винк вошел в цех, глянул… А Фризен что-то приотстал. Тогда Винк выскакивает наружу и кричит: «Фризен, Фризен, идите скорей сюда! Вы только посмотрите, что здесь такое!» И потом долго стоял посреди цеха и молчал, потирая рукой подбородок.

Инженер смеется, и все кругом заулыбались.

— Да, но вас-то интересует…

— Я хотел бы познакомиться с кем-нибудь из слесарей. Совсем не обязательно, чтобы он был известным передовиком…

Инженер задумывается, и вдруг его лицо светлеет:

— Берите Власова! Прекрасный человек и, между прочим, как-то всегда остается в тени из-за своей великой скромности. А никогда не откажется от сложной трудоемкой работы, не станет торговаться, не заикнется даже, много ли заработает. И бригаду свою воспитал в том же духе — он у нас бригадиром. Вам рядового надо? Так ведь бригадир — тот же рабочий, только что опыт побольше.

— Ну и отлично, познакомьте меня с Власовым.

— Сейчас его нет. Он, должно быть, еще в отпуске.

Вот тебе и на! Поискать другого? Но отказаться из-за какого-то случайного осложнения от Власова, после того как и инженер, и все присутствовавшие единодушно высказались за него, уже казалось мне предательством.

Весь вечер, слоняясь по незнакомому городу, я обмозговывал сложившуюся ситуацию. Ну и что ж, пускай в отпуске. Может быть, в этом как раз и заключается находка. Человек стосковался по любимой работе. «Последний день отпуска» — для заголовка неплохо. Если специально задаться таким вариантом, можно годами гоняться за ним впустую.

На другой день я, зайдя в комитет комсомола, попросил помочь разыскать Власова.

Вариант «Последний день отпуска» был разработан во всех деталях, оставалось заполнить пустующие клеточки соответствующими данными. Человек встает поутру, он свободен, делай что хочешь, но — ни к чему не лежит душа! Все валится из рук, отдых наскучил. Он берет книгу, но в голову лезут думы о родном заводе. Вспоминаются рабочие будни, о них надо подробнее расспросить, а не разговорится — выспрошу у других. Вот так, на фоне исполненного нетерпением дня можно раскрутить историю целой трудовой жизни.

Секретарь комитета комсомола, вызвавшийся проводить меня, первым долгом спросил:

— А в цеху ты уже был?

— Был. Замечательный цех.

— Самый крупный в мире и лучше всех оснащенный.

Я не знал, так ли оно на самом деле, но решил не спорить:

— Да, есть чем гордиться.

— К нам иностранные гости приезжали. Коллеги, так сказать. А скорее — конкуренты.

— Да, генеральный директор Винк.

— Как вошел в цех, так и обмер.

— Да-да, я уже слышал.

Мы долго шли по переулкам одноэтажного рабочего поселка с палисадничками у домов. Наконец дошли. Домик из шлакобетона, аккуратно оштукатуренный, покрашенный известью. Ход к нему преграждала траншея, по краям лежали трубы, обернутые поверх черного липкого слоя бумагой.

Перепрыгиваем через траншею, проходим в калитку. Все тихо. На стук никто не отзывается, но дверь отперта, и мы входим в дом. И тут с улицы, вслед за нами, не торопясь идет худощавый мужчина, средних лет, среднего роста, одет в старенькую ковбойку и широкие, по давнишней моде, штаны, они едва держатся на узких бедрах. Примечаю: густые русые волосы, небольшие серые глаза, они весело сверкают из-под улыбчиво прищуренных, чуточку припухлых век, — как через смотровые щелки, замечаю я про себя.

— Проходите, садитесь, гостями будете, — радушно тараторит он, ни о чем не спрашивая и не удивляясь нашему появлению, видно, тут в гости ходят запросто, от нечего делать. — А то я гляжу, ты, Толя, идешь мимо, не узнаешь знакомых или зазнался? Мы на трубе сидели, перекурить малость. Вот газ проводим, добились все же в райисполкоме, но работа своя — на таком условии, — только технический надзор ихний, ну и присоединить, конечно…

Про завод пока что ни слова.

Когда он вышел на кухню, я вполголоса спросил у своего провожатого:

— Это он и есть?

Почему-то Власова я представлял себе совсем иным.

Толя представил нас друг другу.

— Корреспондент, — сказал он обо мне. — Пишет для одного известного журнала.

— Интересуюсь работой вашей бригады, — начинаю я. Ведь не выпалишь человеку в лицо: так, мол, и так, собираюсь писать о тебе очерк.

— Бригада у нас дружная, сплоченная, — не заставляя себя упрашивать, принимается рассказывать Власов.

— Да вы погодите, Николай Макарович. Успеется. Для начала давайте познакомимся покороче, поговорим о жизни…

На столе традиционная бутылка, по тарелкам разложены таранка, вареные яйца, сыр. Власов извиняется за отсутствие хозяйки, поехала к родным в деревню, за детьми, проводили там каникулы.

— А почему ж в лагерь не отправили?

— Да как-то неудобно было просить. Другие есть больше нуждаются.

Разговориться с Николаем Макаровичем оказалось просто, человек он словоохотливый и очень внимательный к собеседнику: заметит, что гость в затруднении, сразу спешит на выручку. Мы коснулись детских воспоминаний, поговорили об окрестной природе, и Николай Макарович помянул Тургенева и Григоровича, которые писали о здешних местах. Заговорили про войну — он стал вспоминать, как девятнадцатилетним танкистом участвовал в боях. Так мы сидели, и я с тихим ужасом понимал, что нет никакого «Последнего дня отпуска», что Власов вовсе не стосковался по работе, вероятно, потому, что толком и не отдыхал, прокладывал трубы да кое-что ремонтировал по дому, он и дом-то в свое время тоже построил собственными руками — вплоть до кладки печей. И расспрашивать его сейчас о делах бригады казалось мне неуместным, я сидел у него в гостях, и мы говорили обо всем вперемешку, но я же понимал, что пока мы тут толкуем, работа у него стоит, а он, человек деликатный, подбрасывает все новые и новые темы, иначе наступило бы молчание с намеком на то, что пора, мол, и честь знать… Наконец я сумел распрощаться, пообещав, что теперь увидимся на заводе.

Уходил я в смятении. Я знал о Николае Макаровиче все, что нужно для биографической справки. Он воевал в лыжном батальоне, участвовал в разгроме фашистов под Москвой, был ранен, потом учился в танковом училище, стал к концу войны лейтенантом, послужил еще года три и вернулся на завод, где некогда окончил школу ФЗУ… Еще я выяснил, что он человек начитанный, любит поэзию, на память цитирует Некрасова, Твардовского и умеет к месту вспомнить строку из стихов любимого поэта, когда учит уму-разуму парней из своей бригады, — это я тоже уловил из наших разговоров, неорганизованных и сбивчивых, как всегда бывает, когда говорят не по делу.