Алексей Дебольский - Когда мы молоды

— Ах, это ты, Мартин? Разбойник! — зазвенел смеющийся голос. — Ты меня испугал. Я думала, у тебя сегодня тренировка.

— Человек предполагает, а бог располагает, — весело возразил он, укладываясь рядом на раскаленную гальку. Радость встречи уже сменила его огорчение из-за срывающихся вечерних планов. Предвкушение этой радости начало овладевать им с той самой минуты, когда он принял решение участвовать в походе. Сразу же мелькнула мысль: как хорошо, что нашелся повод увидеть ее немедленно, не дожидаясь вечера, и лишь тревожила неуверенность, застанет ли он ее на пляже и будет ли она одна, а не в окружении целой толпы поклонников, а коли так — сумеет ли он улучить момент, чтобы объяснить возникшую ситуацию, да так объяснить, чтобы не впасть в немилость. Теперь все сомнения исчезли: она была здесь, одна, хотя и знала, что он не должен прийти, она была здесь для него, была прекрасна и, кажется, рада его появлению. Торжество оттеснило все прочие чувства и мысли, и он решил, что незачем сразу, ни с того ни с сего начинать неприятный разговор: до вечера времени много. Лежа рядом, он смотрел на нее, и на его лице она могла прочесть выражение безоблачного счастья.

— Значит, твоя команда может обойтись без тебя?

Помнит, что у него намечалось на сегодня. Он почувствовал удовлетворение и гордость: она думала о нем, он занимал ее мысли, хоть их знакомству всего три дня. Как относительно понятие времени! Три дня — целая вечность; он уже не представляет себе свою жизнь без этого нового содержания. Он не сказал бы «без нее», не настолько был он романтичен, но чувствовал, что его жизнь стала другой с тех пор, как в ней заняла свое место Флора. Удивительно, но эти три дня, казалось, перевернули всю его жизнь, вообще многое после их встречи стало выглядеть по-иному.

— Это я могу обойтись без нее.

«Скорее, чем без тебя», — хотелось ему добавить, но по какой-то не совсем ясной причине он промолчал. Флирт казался ему не слишком достойным занятием, он относил флирт к числу запрещенных приемов, оставляя его записным бабникам вроде Юры. Да и добытые легкими путями победы не особенно почетны, они недолговечны и недорого стоят.

— А вчера мне показалось, что ты скорее можешь обойтись без меня.

Она сама затеяла эту словесную дуэль. Похоже, его-то она и считает своим основным кавалером. Это порадовало, однако не прибавило уверенности, ибо у него хватило трезвости ума не сбрасывать со счета ловеласов ее санатория, не говоря уж о городе Львове, откуда она приехала.

— Вчера я тоже так думал.

Что ж, если тебе нравится, решил он, я поддержу игру. Его не смущало, что она смотрит на их отношения, по всей видимости, проще и легче, чем он. Он был на все согласен, охотно подчинялся ее власти: интуиция подсказывала ему, что она опытнее; он был готов признать ее руководство, как в танце менее уверенный партнер позволяет вести себя более сильному.

— Значит, со вчерашнего дня произошли большие перемены?

А в самом деле, что-то существенно изменилось…

Вчера он долго не мог уснуть. Он и раньше, случалось, долго не спал после кино. Но теперь все было совершенно иначе. О чем был фильм, он даже не смог бы сказать. Весь сеанс он держал ее руку, сам не зная, как она оказалась в его руке, нежно пожимал и гладил другой рукой; он склонял голову к ее голове, и она тянулась навстречу. Заметив, что легкий порыв ветерка — фильм шел под открытым небом — заставил ее поежиться, он обнял ее за плечи, слегка прижав к себе, и она не противилась. Давняя игра всех влюбленных, изобретенная, должно быть, одновременно с кинематографом и претерпевшая с тех пор разве что незначительные изменения, целиком захватила его, так что происходящее на экране едва доходило до сознания. Потом он провожал ее до санатория, они немного побродили по скупо освещенному парку, разговаривая о пустяках, и когда она объявила, что ей пора, а он попытался задержать ее еще немного, она сказала каким-то странным тоном: «Малым деткам спать пора». В этой фразе звучала снисходительная интонация, нет сомнения, что не себя, а именно его она имела в виду, говоря о малых детках, и он не мог отделаться от впечатления, что в чем-то не оправдал ее надежд, что-то сделал не так, знал даже почти наверняка, что именно: он не смог побороть робость и поцеловать ее, их близость казалась ему все еще недостаточной… Лежа без сна, он так и эдак пытался представить себе дальнейший ход событий, но все было еще так неопределенно.

Хотелось верить, что пришло настоящее, большое чувство, но что-то еще мешало увериться в этом окончательно. В конце концов, он погрузился в сладостную дрему, а утром встал свежим и полным ожиданий, потому что на вечер было назначено свидание, этот вечер должен был все решить: он непременно ее поцелует и заговорит с ней о своей любви.

Но после завтрака бумерангом явился Ай-Петри.

— В жизни все меняется. Изменения происходят непрерывно. Говорят, за семь лет полностью обновляются все клетки человеческого организма. Это приблизительно две тысячи пятьсот дней. Значит, каждый день мы обновляемся на одну двухсполовиннойтысячную.

— Ужас, как умно. Но для меня чересчур научно.

— Пойдем купаться.

— Нет-нет, мне так приятно, так тепло. Полежим еще немного.

Ее «полежим» пронзило его словно сладкой стрелой. Она говорит о них двоих как о чем-то едином! Не изведанный прежде восторг охватил все его тело, наполняя новой, незнакомой силой, распрямляя плечи, расширяя грудь, и в легкие хлынул потоком пряный, пропитанный запахами моря воздух. Вытянув губы трубочкой, он тихонько подул на ее тонкую девичью шею чуть ниже подбородка, где собрались крошечные бисеринки пота.

— Ах, как славно, — сказала она, не пошевельнувшись, не открывая глаз под круглыми стеклами очков. — Подуй еще раз.

Со сладким замиранием сердца он снова глубоко вдохнул и направил воздушную струю в нежную впадинку между ее подбородком и шеей, где под тонкой, не так сильно загоревшей кожей едва заметно трепетала маленькая жилка. Потом ему пришло в голову, что струей своего дыхания он может поражать и другие цели, и он осторожно подул ей в ухо — она не противилась. Не удержавшись, тыльной стороной ладони провел по ее плечу, погладил шею, щеку, но тут она отвела его ладонь, но не резким, а мягким, плавным движением руки, в нем, пожалуй, было не столько отпора, сколько приглашения к продолжению игры. Еще мгновение, и он не выдерживает, надо срочно остудиться! Не сказав ни слова, не позвав ее с собой, он с разбегу бросается в море.

Он плыл быстро и скоро достиг глубокого места, где сквозь кристально чистую голубоватую толщу воды, словно через увеличительное стекло, четко и, казалось, совсем близко виднелось дно с водорослями и камнями. Нырнув в обжигающе холодную глубину, он отплыл еще немного дальше, все так же быстро, как будто сам с собой наперегонки. Время от времени он оглядывался назад, пляж издалека напоминал коллекцию насекомых — наклонная серая доска с приколотыми пестрыми бабочками и жуками. Среди такой массы бабочек он не сразу нашел ее, но потом узнал желтый купальный костюм на оливковой подстилке, обрадовался и тут же испугался странной мысли: «А вдруг она исчезнет, просто возьмет и исчезнет». Набрав в грудь побольше воздуха, он что было сил поплыл назад.