Алексей Дебольский - Когда мы молоды

Почему ей не пришло в голову слово «любовь»? Ах, нет, не то слово, оно не для них. Многое из прежних понятий, как он говорил, не подходит — или не совсем подходит — для нынешних условий. Для него «любовь» — что-то недостаточно интеллектуальное. Для нее — тоже. Происходящее между ними — нечто большее, чем любовь, а может быть, вместе с тем, меньшее.

Откуда он так много знает? Из книг? Из жизни? Непостижимо, до чего содержательной может быть жизнь, даже если прожито еще так немного лет. Но она его понимает, ему не скучно с ней разговаривать, она тоже знает Хемингуэя, Ремарка и даже Воннегута. Да, она его полностью понимает. Столько зная о жизни, о гомо сапиенс, о взаимоотношениях между людьми, о движущих силах человеческих поступков, жить, как жили наши деды и прадеды, уже невозможно.

Как ловко он ведет машину! Они уже на новом широком шоссе, здесь пустынно и тихо, потому что шоссе ведет к еще более отдаленному райцентру, чем тот, в котором они живут. Только по выходным здесь большое движение, когда люди отправляются на своих машинах и мотоциклах за грибами, за ягодами, да во время уборки, когда перегруженные автопоезда везут зерно на элеватор; а сейчас лишь изредка попадается навстречу колхозный грузовик.

— Тебе нравится?

— Да, замечательно! Как в «Трех товарищах», с их «Карлом».

— Ну, до «Карла» нам далеко, помнишь, сколько у него было лошадиных сил? А у нас каких-то жалких тридцать пять, так, для младшей группы детсада… Представь, если начнется погоня?

— Какая погоня?

— Ну, ведь я некоторым образом тебя похитил.

— Об этом никто не знает. Я поехала к подруге.

— Ты умная девочка.

Его правая рука ложится ей на бедро, это получается абсолютно естественно, вовсе не выглядит нескромным. Все у него получается так естественно и так просто!

Лес кончился, с одной стороны шоссе простираются поля спелой пшеницы, по другую сторону видна птицеферма, за проволочной сеткой в рост человека тянутся длинные низкие строения, белеют необозримые стаи пернатого молодняка.

— Прошлый век, — замечает он вскользь.

— Где?

— Там, эта, с позволения сказать, птицефабрика. В цивилизованных странах давно переориентировались на бройлеров. В Соединенных Штатах, например. Или в ГДР.

— Бройлеры? Что это такое?

— Не знаешь? Могу объяснить.

Он усаживается прямо и откашливается, подражая готовящемуся к выступлению докладчику:

— О бройлерах можно сказать следующее… Наукой установлено… А ты знаешь, откуда это слово? Ведь мы с тобой учили английский, так? Бройлер происходит от английского «broil», в переводе — жарить на огне или на решетке, как жарят шашлык. Таким же способом готовят и бройлеров. Слышала о грузинском блюде цыплята табака? Бройлеры — те же цыплята, но большие. Одним словом, мясные цыплята в возрасте от шестидесяти до семидесяти дней, с сочным нежирным мясом, и весят они целых полтора кило, потому что их интенсивно откармливали, причем именно до такого возраста. Спрашивается, почему до такого? Учеными установлено, что в течение двух первых месяцев цыплячьей жизни достигается наивысший эффект откорма. Совсем как с нашими акселератами — они себе растут и растут вверх, пока у них нет никаких забот, а их откармливают. Да, да, нечего смеяться, все так и есть. Имеются, конечно, в бройлерном производстве некоторые технологические тонкости. Начнем с того, что для их разведения отбирают мясные породы кур, скрещивают их между собой, отчего возникают еще более высокопродуктивные гибриды. Поняла?

Получалось у него немножко хвастливо, в его тоне слышалось некоторое превосходство знатока, снисходящего к непосвященному слушателю, но это ее не смущало. Таким он и нравился ей; почему бы ему не позволить себе чуть-чуть высокомерия, раз есть к тому все основания.

Слушая его объяснения, она думала: он и это знает! И откуда только? Да, он все знает. Все умеет. Вызванный многообразием его талантов восторг сам собой сменился приступом нежности, и она положила голову ему на плечо.

Гостиница оказалась невзрачным двухэтажным домом с длинными полутемными коридорами и маленьким, скупо обставленным вестибюлем, где за деревянным барьером сидела дама средних лет с лиловыми завитками крашеных волос.

Он подошел к барьеру, а она встала у окна, спиной ко всему происходящему; ее вдруг охватил стыд, хотелось убежать — прочь из этой гостиницы, из маленького одноэтажного городишка. Однако с бегством ничего не выйдет, оно означало бы, что она всего-навсего маленькая провинциальная девчонка, он высмеял бы ее и больше никогда не принимал бы всерьез…

До нее донеслись обрывки разговора, происходящего у барьера:

— Да, мы с женой… Разумеется… Но, к сожалению, мы не взяли с собой паспорта, они как раз на обмене… Как же, я разговаривал по телефону с самим Давидом Яковлевичем, он заверил меня… Расходы не имеют значения… Ну, вот видите… Разумеется! Дольше мы и не останемся, мы едем дальше, у вас остановились только из-за того, что скоро ночь…

Шелест денег. Звяканье ключа.

— Идем, в нашем распоряжении лучший номер данного заведения.

Придя в номер, она сразу села на стул, стараясь побороть охватившую ее дрожь. Выйти снова, помочь принести из машины вещи, казалось ей совершенно невозможным. Он притащил рюкзак, ее дорожную сумку, съестные припасы, магнитофон. Она наконец поднялась, машинально поставила пленку, включила музыку. Ее все еще знобило.

Накрывая на стол и приходя понемногу в себя, она стала осматриваться. Две деревянные кровати с большими подушками, шелковые зеленые покрывала, две тумбочки, гардероб, стол и три стула. Картина на стене: рабочий в брезентовом комбинезоне, с бисеринками пота на лбу, глядя вверх, рукавицей подает знаки хорошенькой крановщице, та улыбается ему из желтой кабины.

Выйдя в тесную прихожую, приоткрыла узенькую дверь: облицованный кафелем туалет с умывальником и ручным душем. Музыка и хозяйственные хлопоты развеселили ее.

Он между тем открывал большую бутылку вермута с нарядной этикеткой.

…Утром она проснулась с легким, светлым чувством. Приятное ощущение покоя владело всем телом. Сквозь розовые шторы смеялось солнце. На соседней кровати дышит он, спокойно, размеренно и глубоко, из-под белоснежной простыни выглядывают худые плечи, он спит, лежа на животе, резко согнув ногу в колене и вытянув другую — как спринтер на бегу; длинные волосы закрывают лицо, выглядывает только кончик несколько длинноватого, с горбинкой, носа, черная прядь над ним тихонько шевелится в такт дыханию: вверх-вниз, вверх-вниз…

Она удивилась тому, что вовсе не удивляется, не испытывает ощущения неожиданности, обычно охватывающего человека, проснувшегося в непривычном месте. Удивилась, что не замечает никаких изменений в себе, что она та же, какой была вчера, и позавчера, и всегда. Старательно моясь под душем, она вспоминала со снисходительной улыбкой разговоры подруг, твердивших с романтическими вздохами, что п о с л е чувствуешь себя совершенно иначе, вообще становишься другой. Ничего подобного, она осталась абсолютно той же. Она намыливала и терла ладошкой тело, ноги, руки, и все было точно таким, как раньше, значит, ничего ужасного с ней не произошло. И она почувствовала себя еще увереннее, теперь она по-настоящему взрослая и никому в мире, уж извините, не обязана отдавать отчет.