Владимир Ухли - Шургельцы

— Говорю, гостям наливай. Дай сюда бутылку! — Елвен вырвала из рук мужа поллитровку, налила всем. — Добрые люди, здрасте! — Залпом выпила полстакана. — Э-эх, какой злой, крепкий, как и пьете только…

Гости от нее не отставали. Трофимов опьянел, плясал, натыкаясь на стол и опрокидывая стулья. Отдышавшись, схватил Шихранова за рукав:

— Ты прошлый раз в акте не расписался, товарищ начальник.

— За столом о работе не говорят, об этом в правлении потолкуем, — отмахнулся председатель.

— Еким Трофимыч, если на всех твоих актах расписываться — чернил не хватит. — Матви повел рукой в воздухе, будто писал.

— Матвей Капитоныч, не шути с ответственными работниками.

Ветсанитар поднес хозяину несколько листов.

— Тут немного — раз, два, три, и еще о Лыске. Помнишь? Ну, будете или нет? А то я вас всех выведу на чистую воду! — пригрозил он, складывая бумаги.

— Еким-кум, чего портишь компанию! На-ка, выпей еще рюмочку, — уговаривала его Елвен. — Вместе пришли, вместе пойдете. Я и сама как увижу сына Спани, так вся задрожу. В ложке воды бы утопила, кабы дали… — Она сжала пальцы, будто кошка когти. — Ненавижу его.

— Почему ненавидишь? — спросил муж.

— Ты молчи, тебя не спрашивают, — толкнула Елвен мужа на стул. Потом опять разлила водку. — Прошлый раз целый воз травы отнял у нас. Молодой, а управы на него нет.

Но председатель начал разговор совсем о другом:

— Матвей Капитоныч, из-за тебя мне выговор влепили. Говорят, на ферме беспорядок. — Шихранов вышел из-за стола, ладонью потер живот и сладко зевнул. — Почему вы на Ерусланова сердитесь? — вдруг спросил он.

Ему не сразу ответили. Елвен подошла, переваливаясь как утка, и что-то сказала тихо. Шихранов понимающе кивнул.

— Если так, надо меры принять.

Шихранов поклонился, поблагодарил за хорошее угощение и направился к двери.

— Подай подорожную, чего спишь! — крикнула Елвен мужу. Он уже храпел, сидя на стуле, поминутно клевал носом. От окрика вскинулся. Недовольно поморщился:

— Чего ты, чего? Не приставай!

— Подай, говорю, подорожную! Не спи, пока люди не ушли, стыдно!

— Ладно, ладно…

Шихранов ушел, Елвен поднесла рюмку Трофимову и себе налила. Выпили.

— Без меня пить? — вскочил на ноги хозяин. — Трофимов, чтоб твоего духа здесь не было! Ненавижу… — Он стал засучивать рукава. — Говорил ты мне или нет, что останусь заведующим? Обманщик, свистун. Ну! Чего молчишь? А то… — Матви схватил табуретку.

— Смотри, Капитоныч, я тебя выведу на чистую воду, — пригрозил ему Трофимов, — не помнишь, на каких актах расписался? Вот они тут все подшиты, пронумерованы. Где рука, там и голова. Так просто от меня не отделаешься… много раз еще угощать будешь.

— Вон отсюда, свистун, обманщик! — ругался Матви, размахивая табуреткой.

Елвен подбежала, выдернула из рук мужа табуретку, вытолкнула его в сени.

Он схватил железную лопату, рванулся обратно, но дверь уже была заперта. Со злостью Матви забарабанил, закричал:

— Разбойники! Трофимов меня убивать пришел, грабеж!

— Еким, не обращай внимания на него, он пьяный, — спокойно сказала Елвен. — Если бы не я, он бы давно пропал… Как нехорошо получилось. Ты нас извини.

— Дай еще рюмочку, и я пойду. — Трофимов выпил, закусил, поспешно взял шляпу, покачиваясь вышел из избы во двор. Там увидел Матви, сидящего на земляной завалинке. В ногах у него валялся сломанный черенок лопаты.

— Улепетывай, свистун! — невнятно бормотал он, пряча руки в рукава.

Настала ночь, заморосил дождь. Похолодало.

Анись возвращалась домой с дальнего поля. Войдя во двор, вдруг увидела лежащего на земле человека в одной рубашке.

Анись сейчас была такая добрая… Что она видела в родном доме? Скандалы между родителями, пьяные потасовки, грубость… И родная матушка обновы покупала, а ругала из земли в землю. И никогда-то никто в доме у них не радовался. Никто друг другу ласкового слова не сказал. Так тяжело ей было. А ребята все такие дружные и с ней хорошо говорили. Нынче в первый раз, кажется, было ей так легко, так весело.

— Мама! — крикнула она.

— Доченька, я это.

— Папа, что ты тут лежишь?

Матви что-то говорил, но понять было трудно. Он совсем окоченел, весь дрожал. Анись с трудом подняла отца и повела в избу. Мать встала с постели, подошла к ведру, выпила холодной воды.

— Зачем притащила его? С добрыми людьми поладить не может, вшивый! — плюнула она на мужа и, погасив свет, легла на перину.

— Пусть лежит у порога, положь его туда, — послышался ее злой голос. — Перед хорошими людьми за него пришлось мне краснеть, бродяга, бессовестный! — И пошла, пошла ругаться. Будто тяжелые жабы, падали грязные слова. Анись упала ничком на кровать, плакала, плакала от тяжелой обиды. Впервые по-настоящему почувствовала она всю страшную ложь родного дома. Родного!.. Нет, здесь жить нельзя. Бежать, завтра же бежать, бросить все и бежать…

С этим неожиданным и тяжелым решением она уснула.

Собрание проводили днем, в обед. Первым пришел Салмин. Перешагнув порог, посмотрел на свои старые кирзовые сапоги, не очень ли грязные, и быстро прошел в кабинет председателя. Шихранов сидел за столом и что-то писал.

— Сергей Семеныч, где будем собираться?

— В парткабинете.

— Не тесно ли будет?

— Да кто придет?

Шихранов бросил ручку на стол, выпрямился, потер ладонью живот. Салмин спросил:

— Что пишешь?

— Выступление. Все вопросы охватил, о животноводстве дописываю.

— Газеты внимательно читаешь?

— Какое там читать, дышать времени нет. До зимы уж погодить придется с чтением. — Шихранов важно замолчал.

Салмин спокойно посоветовал:

— Найди время.

— Сам знаю, — проворчал Шихранов, недобро покосившись на Салмина. Тот вышел.

Вошел Трофимов.

— Сергей Семеныч, мне тоже выступать на собрании?

— Конечно, ветработнику надо активно участвовать.

Обрадованный Трофимов, не закрыв дверь, выскочил из кабинета, закричал вслед Салмину:

— Ефрем Васильич, на собрании мне выступать? С вашей стороны какие указания будут?

— Никаких указаний. Выступай, как думаешь.

— Тезисы выступления хотел, чтобы вы утвердили. Мое выступление с критикой будет, это вам известно.

— А про самокритику не забыли, товарищ Трофимов?

— Ее в первую очередь разверну.

Все-таки, видно, он остался недоволен. Ворча что-то про себя, прошел обратно в правление. Тут он увидел Анись.

— Парторг от меня на сегодняшнем собрании ожидает критических выступлений, — сказал он ей. — Пора понять.

Анись, не поднимая покрасневших глаз, ответила с досадой:

— Уймись, постылый. Отец из-за тебя тяжело заболел.

— Почему из-за меня?.. Жаль, он не скотина, я бы его вылечил.