Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

— А это кум мой, Виктор. Я с его отцом Никифором Маслием начинал тут на Колыме...

Они стояли поодаль, и я услышал, как Маслий, кивнув в мою сторону, спросил:

— Это кто же?

— Практиканта дали.

Глядя, как я управляюсь с монтировкой, Маслий мрачно предрек:

— Намаешься ты с ним...

В Мяките у дома отдыха шоферов (их несколько на трассе) — скопище машин. Строгая дежурная заставила тщательно вытереть обувь, выдала каждому шлепанцы, полотенца. Работал душ, столовая. В чистых комнатах были чистые постели. В третьем часу ночи стало совсем светло, и спать не хотелось. Вспомнилось, как на перевале, когда машина с трудом одолевала крутой подъем, Маркевич вдруг примолк, сказав: «Дружок тут у меня погиб. Саша Мещеряков... Эх, друг был...»

...Он ехал в тот день на Магадан. Погода стояла ясная, зимник прочный. Напарник дремал рядом. На Яблоневом перевале дорожники, видать, плохо посыпали подъем, и тяжелую машину понесло под уклон.

— Пашка, прыгай из машины! — только и успел крикнуть Маркевич напарнику. Тот из кабины в кузов — там всегда бревно наготове. Одним махом его — под колеса. Чудом удержались.

В другой раз — это давненько было, на Хандыгской трассе. Тоже вот так потянуло юзом, а тут еще дверную ручку заело. Повис на дифере, а под машиной обрыв метров триста. Только хочет дверцу открыть, а машину клонит правым бортом в пропасть. Так и сидел в пятидесятиградусный мороз, весь в поту от страха, боясь пошевелиться, пока попутка не подошла.

Петляет по склону дорога, ползет все вверх и вверх, на перевал. Отсюда внизу, в долине речка уже тонкой ниткой смотрится, а подъему кажется конца-края не видать. Долго не оседает пыль от встречных машин. По зимнику легче: ни этой жары, ни пыли, Наст прочный, накатанный, что твой асфальт. Хотя тоже как сказать. Мороз под пятьдесят, и, если баллон полетел — хоть плачь. Камеру неосторожно на снег бросишь — в куски как стекло разлетится. А если пурга, да еще с морозом, собьются машины в кучу и кукуют на трассе сутками.

Года три назад уезжал с Колымы старый друг Маркевича Алексеенко Дмитрий Дмитриевич. Водителем работал, диспетчером на зимнике, последнее время начальником грузовой станции в Аркагалыке.

— Чего это ты схватился? — допытывался Маркевич. — Начальником полегче, чем водителем.

— Да жена, понимаешь, жмет.

— Не пожалеешь?

— Так в Житомир же еду. Это тебе не Колыма.

Теперь письма пишет: черт меня, мол, дернул уезжать. Три года прошло — не могу без Аркагалыка. Водителем бы вернулся, жена не пускает... Ох уж эти жены!..

Маркевич одолел перевал и спустился в долину. У светлой быстрой речки стояли дорожники: вагончик, рядом — скрепер, бульдозер. Съехал с трассы, подошел, поздоровался.

— Ну, мужики, что ж вы дорогу-то не поливаете — пыль не продохнешь, за двести километров два баллона полетело.

— Это ты к начальству. Вот там.

Познакомились. Тридцатилетний Роман Лиев, заместитель главного инженера Дебинского дорожно-ремонтного управления, приехал в колонну.

— Ну и что ж ты тут увидел? — завелся с полуоборота Маркевич.

— А ты чего это так? — опешил Лиев.

— Так машины же гробим почем зря на твоей дороге.

У них хватило ума и выдержки поговорить все-таки спокойно. И чем больше слушал Маркевич Лиева, тем меньше хотелось ему ругаться. В самом деле: надо войти и в их положение. У них участок в 228 километров трассы от Гербинского до Бурхалинского перевала, а техники — раз-два и обчелся, запчастей нет. Работать надо в две смены, а людей не хватает, нет жилья.

— Ты знаешь сколько в сутки машин проходит?

— Ну...

— Вчера, например, ровно тысяча. Ребята из сил выбиваются, чтоб поправить самые разбитые места.

Потом они сидели у костерка, пили традиционный колымский чай.

— Сам-то откуда? — поинтересовался Маркевич.

— С Кубани.

— Не тянет обратно?

Лиев устало улыбнулся:

— Ну, а тут кто будет?

Когда прощались, Лиев сказал:

— Ты уж извини за дорогу, браток.

Что ему мог ответить водитель?

Километров через семьдесят он увидел еще один вагончик в распадке. Тут два месяца назад начали строить новый мост. Остановился.

— У вас тут, видать, еще и конь не валялся?

Сидели, говорили. За два месяца сделали бы этот мост. Мастера отменные Николай Тимашевский да Геннадий Голубятников, оба из Донбасса. Сделали опалубку — бетона нет. Привезли плиты — нет крана. Вторую неделю сидят без дела.

— Начальство надо теребить, а вы тут рыбку ловите. — Маркевич покосился на торчавшую над водой удочку.

— Думаешь, отдыхаем тут? — обозлился Голубятников. — Мы вон дизель перебрали. Что можно своими руками — то сделаем. А начальство теребим, да что оно родит тебе этот бетон, ежели его не хватает?

— Ладно, не гони волну, — смягчился Маркевич.

Он вдруг вспомнил про Лиева и добавил: — Я на обратном пути заеду к вашему начальству, есть тут у меня один знакомый. — И совсем неожиданно спросил: —У вас как с продуктами?

— Да не очень.

Маркевич достал два копченых палтуса — поделился.

Он отъехал от них уже далеко и вдруг вспомнил — какое же сегодня число. Мать честная, а ведь он ровно тридцать три года назад впервые проезжал по этой трассе: такое же жаркое стояло лето, синела тайга на сопках и такая же великая пыль висела по трассе. Так что ж это так плохо мы за ней смотрим?

Нельзя понять шофера с Колымы, его душу, его жизнь, самую суть его характера, не попив с ним знаменитого колымского чая. А чай этот готовится так. Берется самый что ни на есть закопченный котелок или же ведро, но чтоб обязательно закопченное. Наливается вода не простая, а из особого ручья — есть такие на трассе, о них известно одним шоферам, и ведро ставится на костер. Когда вода закипит, берется...

Впрочем, это уже, так сказать, «секрет фирмы», который я не имею права разглашать. Главное за этим чаем — разговоры: о трассе, о том, кто куда, что везет, и что случилось в пути, и что сегодня на обед в столовой на Каменистом, и какие новости в конторе. Но не только про это...

Маркевич поудобней устроился у огня, поставил рядом кружку — пусть немного поостынет и, продолжая начатый разговор, сказал:

— Я жену свою люблю. Она у меня красивая...

Виктору Александровичу Маркевичу скоро шестьдесят. Роста он среднего, плотный, еще крепкий, легкий на ногу. Родом из Севастополя. В сорок четвертом попал на фронт. Воевал в Венгрии, под Брно в Чехословакии ранили. После фронта работал водителем в Грозном. Там же встретил будущую свою жену. Парень он был лихой.

— Я тебе, Валя, весь свет покажу, — пообещал он, делая предложение. Дня через два после свадьбы пришел домой и сказал, как о деле решенном: