Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Первый трактор — его вел Мареев — спустился с волока благополучно, хотя было скользко и деревья порой заносило. Со вторым было хуже. Всю пачку понесло на трактор, срубленное дерево прошило заднее окно в кабине, выбило переднее. Бледный Ворсин метнулся в сторону.

— Может, не будем? — сказал кто-то. — Ну ее к черту, такую работу.

Тихонов, оказавшийся рядом, упрямо сказал:

— Будем. Я в кабину сяду.

— Это чего еще? — обиделся Ворсин и полез на гусеницу.

До обеда они сделали несколько ездок, набрали кубометров пятьдесят, и на складе уже тарахтел челюстник. Грузили лес. Один раз, как они тут говорили, «разулся» Мареев: сломалась гусеница.

— Надо ж, — ругался он. — Именно в такой момент, как по заказу.

Ворсин, работавший чуть ниже, предложил:

— Ладно, возьми у меня гусеницу. Спустишься вниз, там ремонтники подоспеют.

— А ты?

— Постою пока, — он достал топор из кабины. — Пойду вон сучкорезам помогу: молодые ребята, неопытные.

Обедали, как всегда, по очереди, внизу, в ресторане «Захудалые отшельники». У дежурного повара Светы Веретенниковой тут был свой любимчик — бульдозерист Геннадий Шевкунов. Бульдозер на всю бригаду один, и чуть где трактор забуксовал — кричат: «Шевкунов, на поле!» Сегодня Геннадий особенно нужный человек, и потому на Свету не обижаются за задержку.

Одна за другой уже две машины с лесом медленно взбираются по крутому склону по дороге меж двух сопок, прорубленной бригадой минувшей зимой. А дождь льет, не переставая, и гудит все тело, и пересохло во рту. Тихонов кричит вниз Марееву, набирающему пачку:

— Чайку дай хлебнуть.

Тот принес чай в термосе, спросил:

— Обедать не пойдешь, что ли?

— Не пойду.

— Ну и настырный ты, — сказал, и не поймешь — не то одобрительно, не то осуждающе.

Сам тоже не стал есть, трелевал, выходил с топором, помогал сучкорезам, лазил по бурелому с чокеровщиками, заводя длинный трос.

Ничего выдающегося не произошло в те дни на лесосеке: просто пересилили непогоду, просто валили лес. Но во всем этом сказался характер людей. Сколько раз, встречаясь с людьми на Дальнем Востоке, я примечал в них эту черту — во всем невероятно упрямое упорство. Без высоких слов — негромкое, неприметное.

Мы как-то сидели с Тихоновым в маленькой местной гостинице, разговаривали. Под окном напротив — уютный детсадик. Копались ребятишки в песке. Дальше виднелось здание дома культуры, дома быта, добротные жилые дома. За ними начиналась тайга.

— Лесоруб, я вам так скажу, это прежде всего характер, а потом уже профессия. Не всякий такое выдержит — таежная глушь, топкие мари, гнус, многодневные метели. Я сюда приехал больше десяти лет назад с женой, двумя детишками. Думаю, лес буду валить, денег подзаработаю и обратно в деревню. Устроились кое-как, живем. Вкалываю, валю лес, вроде бы получается. Чем, мол, не лесоруб. А был тут на нижнем складе Сметанкин Василий, штабелевщик, он мне и говорит: «Нет, брат, топором махать да дерево валить — это ты еще не лесоруб. Вот когда ты тут место обживешь, да дерево с умом спилишь, да новое посадишь — вот тогда ты настоящий лесоруб».

Поселок, в котором живут мои герои — хорошо отстроенный, уютный. Тут и школа, магазины, библиотека. У домов — цветники. И все это — руками лесорубов. Что ж, верно сказал Тихонов, что лесоруб — это характер. Трое пришли в бригаду, не стали скрывать — хотели заработать побольше. Один уже запросился на нижний склад. Двое держатся, хотя дается это им нелегко. Настоящим лесорубом стать непросто. Два года был помощником у Тихонова Саша Замятин. Сейчас самостоятельно вальщиком в другом звене. Глядя за окно на сопки в синей вечерней мгле, Тихонов говорит мне:

— Наверное, лесоруб жестокая профессия. Особенно сегодня, когда так много разговоров о любви к природе. Но если ты понял одну мудрость: разумно бери лес, обживай место, сажай деревья, — тогда все в порядке. Вот Саша Замятин это быстро усвоил. Из него выйдет настоящий лесоруб.

...И еще шли дни. С ними шли проливные дожди.

Лето выдалось дождливое. Месячный план они выполнили и оставили бригаду Виктора Быкова позади. Теперь, если чуть проглядывало солнце, Тихонов все чаще присаживался на пенек, ерошил белобрысый чуб и, достав замусоленный карандаш, подсчитывал: дадут ли они до конца года пятьдесят четыре тысячи кубов. По всему выходило — дадут: если в непогодь норму выполняли, то при солнце и того более...

Отсюда, с самой вершины сопки, далеко видна тайга окрест. Один раз Тихонов привез с собой сына Серегу — в десятый класс перешел. Стал показывать: вон блестит озеро Болонь, там — Тайсин, а за той сопкой нанайская деревня Ачан, где он, Тихонов, родился. Сергей смотрел, затаив дыхание: с такой вышины он еще не видел родных мест.

— Сколько леса!

Да, задумался Тихонов, сколько ж его, этого богатства? Не окинешь глазом.

...Бригада Тихонова валит лес.

Но и ему, и его товарищам хочется видеть, что тайга используется разумно, надо подбирать все до крошки. Значит, дело за развитием соответствующих деревоперерабатывающих производств: требуется ускорить строительство третьей очереди Амурского целлюлозно-бумажного комбината, расширить производство технологической щепы, на новых предприятиях предусмотреть переработку на щепу целых хлыстов из лиственных и хвойных пород.

Про все это нередко задумывается Тихонов. И еще ему приходит на ум: ну вот я лесоруб, дело свое сделал по-рабочему надежно, добросовестно. Надо, чтоб так же сделали свое те, в руках которых судьба срубленного дерева. Ей-ей, лес Дальнего Востока стоит того, чтобы как можно скорее начать здесь сооружение крупных деревоперерабатывающих производств.

Солнце глянуло над тайгой. Вышел из-за лиственницы сохатый, спокойно посмотрел на Тихонова, орудовавшего пилой, в зарослях голубики пробежал невидимый какой-то зверек, замер на минуту и ринулся дальше, в жимолость. Но всего этого не замечает Тихонов. Он занят, он работает. Он только прислушивается к знакомым звукам снизу: ворчит трактор, на складе перекликаются те, кто грузит машины, совсем издали доносится надрывной гул лесовоза, взбирающегося на перевал. Значит, все идет хорошо, рубим лес.

А в самом низу за десятки километров отсюда в поселке на втором этаже сидит в маленьком своем кабинете, обхватив руками голову, молодой директор молодого леспромхоза Козловский и думает думу. Главная сырьевая база — за перевалом. Козловский пробивает туда дорогу. Сам, своими силами, иной раз отрывая людей и технику с лесосеки. В объединении ему говорят: «Не потянешь ведь сам». А он стоит на своем — нельзя ждать, надо жить с заглядом в завтрашний день. Там, за перевалом — богатый лесной массив. Козловский знает — за перевалом всегда новая даль. И он тянет дорогу. Он упрямый, этот молодой директор, как и все они тут, на Дальнем Востоке.