Евгений Гущин - Дом под черемухой

— Сзади наскакивали. Ишь как покусали…

Иван разогнулся. Все ему было ясно — волки.

— Дак им сейчас сколько? — прикинул он вслух. — Молодым-то?.. Месяца по три, однако, будет. Здоровенькие уже. Сама-то, матерая, верно, старовата. Горло зараз перервать не могла, вот и жевала, мусолила. Ну а молодые — те помогали, кто за что ухватит.

— А может, учила их? — предположил Василий.

— Может, и учила, — согласился Иван, наблюдая за собаками.

Тайгун с Айкой, конечно же, успели побывать возле туши и теперь никакого интереса к ней не проявляли, даже не глядели в ту сторону, а суетливо крутились по полянке что-то вынюхивая, шумно фыркая, но, как подумалось Ивану, делали это с показным старанием. Такое с Тайгуном случалось и раньше. Иной раз после двух-трех соболишек устанет, но открыто лечь боится, вот и давай изображать работу. Посмотришь на него, вроде и морда низко к земле опущена, и бегает по сторонам, похоже, на самом деле что-то ищет, но хозяйского глаза кобель упорно избегает, потому что хозяин обман поймет сразу. Глаза у собак врать пока не умеют. И вот бегает пес по тайге, тычется мордой под все попадающиеся на пути колодины, старательно обнюхивает каждый пенек, а лишь увидит, как хозяин сламывает прут, тотчас обеспокоенно оглянется, будто спиной почувствует опасность, поймет, что уловка его раскрыта, и по-настоящему начнет работать, без обмана. Кажется, и сейчас собаки хитрили. А ведь устать они не могли, только из дому. Может, обленились за межсезонье? Сомнительно…

— Тайгун! — позвал Иван, глядя с насмешкой на рыскающего по полянке пса.

Кобель поднял голову, вопросительно обернулся к хозяину и хвост чуточку приопустил. Это Ивану тоже не понравилось. Бывало, только кликнешь, Тайгун сразу в комок соберется, готовый ко всему, а сейчас особой прыти у пса что-то не замечалось. Скучноватый он что-то был. Да и Айка, умница, послушная и старательная собачка, тоже бестолково крутилась по поляне и от неожиданного громкого человеческого голоса испуганно присела на хвост, виновато заюлила перед Василием.

— Может, зверь близко, так боятся? — пожал плечами Василий.

— Да Тайгун сроду трусливым не был, — возразил Иван, с недоумением замечая, что хвост у кобеля не уложен щегольским кольцом на правый бок, как всегда, а разогнут и нелепо свисает меж лап. Неужто на самом деле боится? Но кого? Медведя? Так однажды самого «хозяина» стащил с дерева за заднюю лапу, выручая Ивана от верной гибели. Кого он мог теперь-то испугаться? Тем более Айка рядом, а с ней он самого черта не испугается. Непонятный случай… И Иван, озлясь на вялого кобеля, прокричал зло, коротко и требовательно, как всегда на охоте, когда пора было начинать:

— Тайгун! Работай! Ищи, Тайгун!

Под строгим хозяйским взглядом пес послушно напружинился, забегал по поляне живее, заметался из стороны в сторону, прикладывая мокрый от росы нос к подножью трав, шумно принюхиваясь, проскакивая дальше, бегло ловя запахи, нюхая воздух, соединяя обрывки невидимых, но осязаемых им следов. Поворачивал туда, где только что был, громко продувая ноздри и быстро вертя головой, и вдруг, что-то найдя, что-то поняв, рванулся с поляны большими скачками, высоко взлетая над травой и с высоты зорко глядя перед собой, видя только одному ему видимое.

Вскинула голову и Айка, ее аккуратные ушки дрогнули, навострились, она резко кинулась вслед за Тайгуном, и обе собаки скоро исчезли.

— Похоже, взяли след, — прошептал Василий, судорожно переведя дух и блестя глазами.

— Похоже, — кивнул Иван.

Собаки шли быстро, без голоса, поспевать за ними становилось все труднее и труднее. Прижимая к груди ружье, Иван почти бежал, видя, что и напарник его, с ружьем на изготовку, как солдат, ломился сквозь кусты, будто шел в атаку.

Звонко тявкнула впереди Айка, и тотчас резко, отрывисто забухал Тайгун. Значит, собаки либо уже держат зверя, либо гонят его на виду. Молодцы…

Сердце у Ивана екнуло, все в нем наполнилось знакомым ощущением погони и удачи. Он бежал изо всех сил, путаясь сапогами в густом папоротнике, спотыкаясь о затянутые мхом скользкие валежины, слыша близкий, призывный лай, от которого у него всегда тревожно и сладко частило сердце. Правда, ему казалось немного странным, что лаяли собаки без подвыва, с которым обычно ведут крупного зверя, без неистовства и страсти. Они буднично подавали рабочий голос, словно перед ними не опасный хищник, а промысловый зверек.

Иван еще издали заметил перед сухостойной лиственницей мельтешащие в переплетениях трав собачьи хвосты, и это его тоже неприятно подивило. Уже не спеша, поправляя сбившееся от бега дыхание, прокрался он поближе к лиственнице, у подножия которой вертелись собаки, задрав острые морды вверх, и стал пристально осматривать сухую, насквозь просвечивающую крону. Под тугие удары крови в висках гадал: кого же они держат на дереве? Волки на дерево не полезут. Медведь, если он в силе, тоже не шибко испугается двух собак, на земле отобьется. Неужто рысь? Кого, кроме нее, собаки могут облаивать на дереве? И опять не похоже. На рысь собаки лаяли бы с неистовством, с вековой ненавистью к кошачьим. Тут бы такой вой стоял и лай, хоть уши затыкай. Да на голом дереве рыси и не спрятаться. Давно уж увидел бы ее.

Василий из-за куста медленно поднял ружье, прицелился в середку дерева и замер в напряженной позе.

Иван на всякий случай тоже вскинул ружье, взяв пониже, и, томясь, стал ждать, когда Василий выстрелит, чтобы потом, когда зверь обнаружит себя, добить его. Но Василий отчего-то медлил. Не стрелял, но и ружья не опускал. Устав ждать, Иван вопросительно покосился на напарника, и тот ответил таким же недоуменным, вопросительным взглядом. Значит, он и сам никого не видел, никакого зверя не держал на мушке, а целился на всякий случай. И уже не таясь, Иван вышел из своего укрытия.

Завидев человека, собаки залаяли громче, старательнее. Они то смотрели вверх, то, оборачиваясь к охотнику, нетерпеливо взлаивали, показывая, что наверху кто-то есть.

И тут Иван, наконец, заметил то, чего не мог увидеть издали. Метрах в пяти от земли, из-за толстой голой суковины выглядывала рыжеватая головка зверька с округлыми ушками и белой шейкой. Зверек, почти незаметный на бурой древесине, смотрел вниз, на собак, недовольно урча и пофыркивая.

Из кустов выбрался и Василий. Красное, будто спекшееся лицо его вытянулось, было обиженным.

— Хорек, что ли? — выдавил он сипло, глядя на дерево и не веря сам себе.

— Хорек, — выдохнул сильно изумленный Иван и сплюнул с досады. — Наверное, на падаль приходил, они его и засекли.

Собаки, видя, что к загнанному на дерево зверьку люди не проявляют должного интереса и не только не стреляют, но и ружья убрали за спины, стали взлаивать реже и скоро вовсе замолчали. Заозирались по сторонам, не зная, что делать дальше.