Евгений Гущин - Дом под черемухой

— От совести он свободный! — не унимался председатель. — Вот такие, как вы, и сбивают с толку мужиков. Мутят тут воду, понимаешь!

— Не ваше дело!

— Не ваше дело… Ишь, выискалась какая! — переключился председатель уже на Ираиду. — Понаехали, понимаешь! Бульдозера на вас нету. На ваши терема размалеванные. Куркули, понимаешь!

— Но-но, вы полегче… — сказала негромко Ираида и значительно прищурилась. — За куркулей и ответить можно. Вы кого оскорбляете? Вы знаете, кто тут живет? Передовой бригадир бригады комтруда! — и подняла глаза вверх. — Семен, ты слышишь, что он говорит? Этот гражданин? Ответь-ка ему! Это дело так оставлять нельзя. Не-ет!

Семен слышал жену, но отворачивался. Помнил, что тут рядом сидел Игорек. Многое бы он дал, чтобы сына тут не было…

— Это вас надо к ответу, понимаешь! Передовые… — Председатель все еще изливал душу, но говорил уже потише, не так, как раньше. — Ну, смотри, Кузьма!..

Он уехал, сердито хлопнув дверцей, а Ираида, выйдя на середину двора, все возмущалась, но уже для Кузьмы и мужа, а может, и для Игорька, чтобы как-то оправдаться перед ним.

— Видали мы таких крикунов! Не очень-то боимся! Нас на горло не возьмешь! Ишь, выискался начальник! Нету таких прав, чтобы заставлять человека работать насильно!

Мужики снова принялись за дело, но работали как-то вяло, неслаженно, будто порвалось их устоявшееся понимание. Не смотрели в глаза друг другу.

Игорек все еще сидел на крыше, словно ожидал продолжения.

Ираида поглядела на мужиков, не выдержала:

— Вы чего как неживые? На них прикрикнули, они и хвосты поджали. Ну, мужики пошли… Одно название. Баба ругается, глотку рвет, а они боятся рот раскрыть. Сказали бы ему пару ласковых.

Ираида испепеляюще поглядела на крышу, повздыхала и пошла запереть ворота. Но едва взялась за створку, как тут же и выпустила ее из рук, будто обожглась. В сердцах всплеснула руками:

— Одного черти насилу унесли, теперь другая прется. Ее только тут не хватало, — и демонстративно пошла в огород.

Семен глянул с крыши и увидел, что к воротам, низко пригнувшись к земле, словно ища что-то под ногами, идет Петровна.

Петровна поздоровалась своим обычным поклоном и опустилась на скамью, положив рядом с собою белый узелок.

Мужики с крыши тихо, неуверенно ответили на ее приветствие и продолжали свое дело. Однако почему-то и молотками уже стучали осторожнее, и переговаривались лишь вполголоса, будто стесняясь своей громкости. И руки Семена двигались привычно, но без прежней веселой сноровки и как бы помимо его воли, словно и строил не себе, а кому-то другому. Ушел зуд из рук, пасмурно стало в душе…

Ираиде надоело торчать в огороде, она вышла во двор. Увидев Петровну, коротко кивнула ей и поджала губы. Была она все еще красная после ругани с председателем, до сих пор не охладилась. А может, она так раскалилась уже из-за старухи?

— Петровна, это ты нам огород полола, что ли? — громко заговорила Ираида тоном, каким разговаривают с провинившимися детьми.

— Дак травка начала глушить, я и повыдергивала, — стала оправдываться старуха.

— Не надо больше этого делать. Мы уж как-нибудь сами, — холодно предупредила Ираида и, не слушая ее больше, ушла в избу, загремела там посудой, как понял Семен, нарочито.

— Не надо, дак и не буду, — тихо говорила старуха как бы сама себе. — Я ведь думала, раз трава, дак ее надо выдернуть…

Ираида появилась во дворе, лишь только старуха скрылась за воротами. То ли чутьем каким угадала, а может, в окошко смотрела, ждала, пока та уберется.

Ираида освобожденно вздохнула, оглядела огород, двор, крышу, где лениво, как бы в полудреме, мужики постукивали молотками, и, поймав мужнин взгляд, поманила к себе.

— Ты вот что, — заговорила она свистящим шепотом, косясь на отдыхающего вверху Кузьму. — Заплати ему и скажи, чтобы больше не приходил. Хватит. Крышу почти закрыли, остальное с Игорьком доделаете. А то прицепятся какие-нибудь, вроде этого ненормального. Припишут еще чего-нибудь. Ну их всех подальше… Да Кузьме-то хорошо надо заплатить, чтоб не обидеть. Он нам еще пригодится.

Ужинать готовились уже втроем, без Кузьмы.

Накрывая на стол в избе, Ираида вдруг попросила:

— Иди-ка, отец, нащипай луку в огороде. Который позеленее. Да укропу несколько веточек сорви.

— Я схожу, мам, — с готовностью вскочил Игорек.

Раньше такой прыти сын не выказывал, и Семен посмотрел на него с благодарностью. Выходило, что сын жалел его. Не порвалась, значит, ниточка, дюжит…

Однако это и от Ираиды не укрылось. Она придержала сына.

— Что же вы, голубчики, ничего мне не расскажете о происшествии? — спросила она ревниво, поочередно глядя на обоих.

— О каком происшествии? — невинно спросил Семен.

— Ты погляди на них… — Ираида скривила губы. — Вся деревня знает, а он будто с луны свалился. Первый раз слышит. Ну, что нахулиганили-то тут? Дрова до станции разложили. Неужели не слышали?

— А ты слышала? — переспросил Семен.

— Я-то слышала.

— Ну раз слышала, и спрашивать нечего!

Игорек благодарно взглянул на отца и хотел выйти. Оставаться наедине с матерью ему сейчас не очень-то хотелось: побаивался расспросов. Однако ома снова придержала Игорька.

— Говорю же, отец сходит. А ты пока хлеба нарежь. Огурчиков покроши на салат. Помоги немного, а то я замоталась с вами одна-то.

Семен медленно брел вдоль грядок, осторожно нащупывая узенькую тропинку и стараясь не ступить сапогами куда не надо. Нагибаясь, срывал хлопающие луковые перышки в сизом налете пыльцы, отщипывал веточки уже буреющего укропа, от которых, как ему казалось, шел запах малосольных огурцов. И эта немудреная работа ему неожиданно понравилась. Хлопали туго луковые перья, с тонким, еле различимым скрипом отрывались веточки укропа, словно живые они были и подавали свои голоса.

Он задумчиво пожевал луковое перышко и ощутил во рту легкое жжение. Вроде бы из одной земли тянут соки все эти растения, которые соседствуют в его огороде, а такие разные. Одни — сладкие, другие — горькие. Вот и люди тоже: одной землей кормятся, похожие друг на друга: голова, руки, ноги вроде с виду одинаковые, а изнутри — разные…

Задумавшись, он не обратил внимания на раздавшийся во дворе звук пилы. Но когда пошел обратно — увидел Ираиду. Полусогнувшись, она стояла возле черемухи и разглядывала свой палец. Семен, подойдя, увидел на пальце жены кровь, которая падала вниз тяжелыми каплями. Только теперь он заметил все сразу: и искривленное болью лицо Ираиды, и брошенную в сторону ножовку, и рыжие опилки у ствола черемухи, и неровный, рваный надпил ствола.

Ираида подняла на него суженные от боли злые глаза.

— Ну чего стоишь как истукан! — крикнула она раздраженно. — Баба пилит, палец себе изуродовала, а он глазеет. Возьми пилу! Слышишь!