Александр Кротов - Каменные часы

Розовой была на водохранилище вода.

И прекрасным — необыкновенное зрелище.

— Смотрите! Смотрите, какое на воде чудо! — тихо сказала Люба, голос у нее зазвенел, и слезы выступили на глазах от сильно пережитого, радостного чувства.

Облака сдвинулись, поплыли медленно-медленно, и розовая гладь на воде тотчас раздробилась на бесчисленные пятна. При движении — теперь уже отражалось каждое большое и малое облако, в нежную окраску розового отражения добавилась неожиданно кровавая киноварь и сразу же растворилась. Но Дягилев увидел, как вспыхнули и погасли кровавые пятна.

— Это всего-навсего отражаются облака, — сказал он, поежившись от легкого прикосновения ветра, поражаясь возникшему неожиданно цвету, и вернулся к костру, о котором все забыли.

Под котелки било ровное и сильное пламя, и речная вкусная вода начинала закипать, пар уже срывался с ее поверхности и резко отлетал в сторону, моментально смешивался с огнем и дымным молоком.

Удачно был сложен костер и поэтому не требовал за собой ухода и беспокойного внимания. Дягилев улыбнулся, вспомнив, как не раз говорил Любе, что человек часто изобретает ради своего спокойствия, чтобы освободить воображение для миросозерцания и не делать бестолковой работы. Поэтому сам он бесконечно придумывает новые машины у себя в конструкторском бюро на заводе. Тупой работы не должно существовать, даже если эта работа не очень обременительна, но способна вогнать в тоску.

Все любят смотреть на огонь, и никому не хочется то и дело бегать за дровами, раздувать затухающий костер, глотая дым. Разумеется, всего этого можно избежать. Поэтому и существуют изобретатели и рационализаторы, и уж потом они живут для высшего полета фантазии и прогресса цивилизации.

Думая так, Дягилев увидел, как со стороны заливчика, по тропинке, вышли на полянку двое мужчин и, внимательно осматриваясь, приближались к костру.

Они не были рыбаками, без рюкзаков и удочек. Первым шел молодой парень лет двадцати пяти, курносый и конопатый, в пляжной белой кепочке, надвинутой на самые глаза, одетый в ковбойку, вытертые джинсы и кроссовки. Вторым был горбоносый старик в сером бумажном костюме. Он курил трубку и заметно прихрамывал. Лицо его выражало досаду, злость и усталость.

Хмуро поздоровавшись, старик, ни к кому не обращаясь, спросил:

— Не появлялась тут у вас собака?

Дягилев и Люба переглянулись. Старик перехватил их многозначительные взгляды и обернулся к Андрею.

— Ведь была здесь собака?

Мальчик растерянно пожал плечами.

— Была-а, значит, — протяжно сказал старик и кивнул спутнику. — Я тебе говорил, Федор!

Федор сбил кепчонку на затылок, весело улыбнулся.

— Мало ли тут в лесу собак встретишь? Зачем, как леший, бежал от собаки, дед? Иные не выносят вида бегущих и бросаются. Чего следствие разводить, как вкопанному надо было стоять на месте.

— Значит, не видели собаку? — укоризненно сказал старик и покачал головой.

— Да что случилось? Говорите! — обеспокоенно сказала Люба. — Вы присаживайтесь к костру и расскажите.

— Пусть он лучше расскажет, — глухо проговорил старик, окинул пронзительным взглядом Дягилева и шагнул к нему, — вот он пусть скажет!

— Тут нет никакой собаки, — стараясь быть спокойным, сказал Дягилев.

— Рыбаки видели на вашей стоянке большую черную собаку, похожую на волка. Вы ее хозяин?

— И что из этого?! — чувствуя, как кровь кольнула в виски, и все-таки не сдержавшись, резко ответил Дягилев.

— Как это что?! — взвился старик. — Ты как воспитал собаку? Чтобы на людей кидалась?

— Ты успокойся, дед, надо беречь сердце, — посоветовал ему спутник, и в его голосе услышалась угроза в адрес Дягилева. Федор зло прищурился и смотрел себе под ноги. — В милиции разберутся, кто прав.

— Да вы расскажите толком, — умоляюще попросила Люба.

Вода в котелках уже кипела ключом, и никто на это не обратил внимания. Валежины, сложенные в колодец, уже прогорели, но, превратившись в багряные плети, не давая сильного и большого пламени, излучали нестерпимый жар.

— Чуть не загнала насмерть ваша собака, — ворчливо сказал старик, неприязненно косясь на Дягилева и обращаясь лишь к Любе, — я по тропинке шел от деревни в дом отдыха…

— Вчера это было, дед, — напомнил Федор.

— Вчера. Без всякого сомнения, это было вчера, — согласился старик, глядя во взволнованные и прекрасные глаза Любы, и ей показалось, что он стал добрей, остыл уже от своих тяжелых слов. — Вчера я шел из деревни в дом отдыха, где мы с Федором проживаем согласно путевкам. Торопился к ужину, почти бежал, таким шагом приноровился. И в лощинке словно бревном меня ударило по спине. Так кувырнулся! И что, вы думаете, вижу, когда очухался? Стоит надо мной зверь, прижал лапами к земле, ощерился, шерсть на загривке дыбом. Это значит, он меня как бы ударил сзади бревном…

Федор прыснул, и тотчас лицо его от натуги одеревенело, и в следующую минуту он разразился оглушительным хохотом, то и дело повторяя:

— Волчище ударил сзади бревном… Пощади ты меня, Егор Иваныч. Право, и смех, и горе. Волчище ударил бревном…

— Ты, Федор, помолчи, — чуть улыбнулся Егор Иваныч и подмигнул Любе, как старой знакомой. — А тогда мне было куда не до смеха. Казалось, вот сейчас зверь оборвет горло. Да смотрю, не волк это, а собака, и вроде сомнение у нее в глазах и растерянность. Я воспользовался, сбросил ее с себя и уж не помню, как и бежал. Словно на крыльях летел, и ветер свистел в ушах. И напрасно ты, Федор, синеешь от смеха, — заметил Егор Иваныч, — я туточки в этих местах партизанил в войну, и немцы нас травили собаками. Еще как травили. Патроны вышли — считай, пропал…

Андрей и Валя слушали неожиданного гостя затаив дыхание. Серьезным и напряженным стало лицо Федора. Дягилев стоял потупившись, сигарета давно у него потухла.

— И вот, — продолжал Егор Иваныч, глядя, как Люба, стараясь не привлекать к себе внимание, заваривает чай, — считай почти через сорок лет после войны овчарка сбила меня с ног и гнала несколько верст по лесу, где я воевал. Туточки же нас фрицы травили собаками, злыми и обученными брать за глотку людей, рвать их на куски. Зондер-команды, эсэсовцы имели таких собак, как ваша…

— Понимаете, это не совсем так, — торопливо перебил Егора Иваныча Дягилев и рассказал, как появился на берегу водохранилища Дик. — Если, конечно, мы говорим об одной и той же собаке, — добавил он уже спокойней.

— Я сразу настроилась, чтобы прогнать овчарку. Сразу, — с упреком сказала Люба и посмотрела на мужа.

— Чего уж теперь говорить, — махнул рукой Дягилев, — просто не могу поверить, что зверь, напавший на Егора Иваныча, и Дик — одна и та же собака. Мне кажется, этого не может быть. Ну, совершенно невероятно! Дик удивительно понятливый и послушный пес.