Александр Кротов - Каменные часы

Метила ведь именно в дом.

Она это знала и не затворяла поэтому окна, поэтому и увидела, как огромная молния, соединившая небо и землю, упала в траву и вновь вышла из нее радужно-красным шаром, живым огнем.

Однажды — конечно, она помнит — полковник с серебристыми глазами проходил мимо с овчаркой, а Катерина сидела в палисаднике и читала на горизонте будущую погоду, когда пес остановился, как вкопанный, и целую минуту не отрывал горящих глаз от ее рук, в которых она по обыкновению держала отливающие тьмой и светом шары, рожденные молнией.

Пес почуял тьму и свет и остолбенел.

Именно так она поняла.

А сегодня Катерина забыла взять с собой небесный подарок, и овчарка чуть не сбила с ног. И никто не в силах был ей подсказать, что медный прут, найденный в лесу, когда-то посылал сигналы в миноискателе. И сама старая в давнее время видела не раз черноглазого сержанта-сапера, который разминировал проселок, потом собирал по склону оврага лесную клубнику и там подорвался.

Мертвое пламя его поглотило.

Сейчас Катерина вспомнила веселого мальчишку-сержанта, наладившего ей для жизни сарайчик, — с улыбкой и мимоходом. Этот воин оплакан многократно родными и близкими, похоронен тут на деревне, а вот умрет по-настоящему только со смертью Катерины. Аграфена правильно рассудила: долго, очень долго ей надо жить, иначе с ней уйдет в землю целый мир.

Старая завернула альбом в кашемировую шаль с кистями и спрятала в сундук, навесив замочек, задвинула под лавку до подходящего случая.

Словно время остановила и спрятала.

Она привыкла грустить на заходе солнца, всматриваться в горизонт своими слабыми глазами и слушать полный жизни воздух, который то поднимал, то опускал совсем низко к земле облака, заставляя их либо мчаться с курьерской скоростью, либо зависнуть в неподвижности.

Катерина отлично различала воздушные потоки, обессиленно падавшие к земле, и по ним узнавала безошибочно погоду, зарождение грозы и наступление ясных дней.

В детские годы родители приучали ее следить за поведением зверей и птиц, принимать во внимание даже насекомых, чтобы быть готовой к дождю и солнцу.

И теперь она знала: птицы и звери слушали воздух и разбирались в его движении, а кто не обладал этим качеством, тот погибал в лесу, застигнутый врасплох бурей и врагом, уловившем раньше перемену ветра.

Много мудрого и полезного открывает природа, если вслушаться в нее и не мешать ее течению, волшебной замкнутости, какой-то заколдованности земной жизни.

И есть ли ее разгадка?

Об этом старая Катерина не думала.

Все мысли ее кружили вокруг войны, которой не было конца и краю в ее памяти, обострявшейся с каждым годом, как слабело и слабело зрение. С появлением первых цветов Катерина меняла их утром ранним и при надвигающейся вечерней поре почти каждый день у могильной плиты обелиска, стоявшего за деревней поблизости от избы Аграфены.

Пришло время нести свежие цветы.

Катерина вышла в палисадник и нарезала темных и нежно-красных георгинов. Славный получился букет. Ночная роса падет, и ни один листик не завянет до утра. Мертвым, конечно, безразлично, что за чудо-цветы приносит она к обелиску который уже год с удивительным упрямством и терпением, достойным уважительного поклонения.

Она улыбнулась, повязывая свой платок и припомнив двух соседских мальчишек, что три весны назад крались за ней по деревне, прячась то в траве, то в лопухах, то в бурьяне.

Разумеется, она все равно заметила вихрастые головенки, но вида не показала, заменила привянувший букет и пошла к колодцу. Играли-то ребятишки в войну, а она привела их к павшим за независимость Родины, и можно было прочитать на золоченой тусклой каменной странице фамилии их прадеда, бабки и деда.

Понятно, что военной добычей детей в игре должны были стать цветы, но взять хотя бы один цветик они не решились, думая, — весь букет без остатка принадлежит героям. И не стоило их разубеждать в этом заблуждении, ибо цветы она носила для живых, чтобы они, покоряясь красоте, могуществу подвига, никогда не клонили голову перед врагом, были стойкими людьми, как их предки.

Катерина добавила к цветам березовую веточку и направилась на окраину деревни. Слабенький ветерок прибегал издалека, играл пылью на дороге и шлепал своими неисчислимыми ладошками по листьям деревьев, лаская их и голубя, радостно, тоненько посвистывая, попадая иной раз в замкнутое пространство и найдя оттуда выход.

Да, она понимала этот ветерок, его веселые, нежные заботы и тихую его песенку на приволье. Однако нельзя быть чересчур беспечным и счастливым и не знать, что произойдет завтра и в будущем. Конечно, это относится к людям. Что может понимать ветерок, рожденный дыханием земного? Только рассказать о нежности, которой многим недостает, но которой все так жаждут.

И она с появлением на свет любила этот ветерок, его нечаянную, робкую ласку — покорилась ему с улыбкой и теперь, когда сделалась неказистой старушонкой — так вся усохла и сгорбилась, а сейчас даже немного подраспрямилась и не чувствует под собой ног, и ей подумалось, что новые люди на деревне слишком берегут свой домашний покой и потому не могут проникнуть в колдовство жизни.

Если бы это было не так, они работали и жили бы еще лучше.

Катерина шла и за своими мыслями не замечала знакомой дороги, словно скользила по тропинке вдоль бетонки и не было по обеим ее сторонам молчаливых нарядных домов. Примелькавшееся частенько исчезало из ее поля зрения. Впрочем, так и она сама давно стала невидимкой для сельчан.

Ее больше помнили погибшие.

Она смахнула набежавшие слезы.

Долго ей жить наказала Аграфена, и так трудно это выполнить, стоит вспомнить про себя. И, право, уж слишком много времени она готовилась к разговору с полковником, боясь равнодушного, сытого ответа на свои сокровенные слова. И грузный, бронзоволицый человек с серебристыми глазами перестал приезжать на деревню, надолго где-то задержался и оставил одну собаку.

Об этом тоже теперь болело сердце.

И чем больше проходило дней, тем меньше становилось понятно, почему полковник так гордился собой и сам не зашел к ней и не начал разговор первым. Разве им не о чем поговорить? Хотя бы для начала о колодезной целебной воде и об избе Аграфены… Об одиночках-солдатах, приходивших залечивать свои тяжкие раны…

Не из них ли был полковник?

Что уж попусту гадать! Не она его прятала и выхаживала для войны и жизни, а кто-то из тех, кто сгорел в мертвом огне, если, конечно, полковник поправлялся и набирался сил в их деревне после жестоких боев. Могло быть такое.

Еще как могло!

Старая подошла к дому полковника и увидела на крыльце овчарку. Собака лежала на пороге, и янтарно-зеленые ее глаза светились прозрачными влажными камешками, какие бывают у животных при сильной тоске и печали. И она открыла калитку и вошла в запущенный палисадник. Пес встал, толкнул лапами дверь.