Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

В три часа, после смены, Виталий не зашел за ней, и Женя, захватив чемоданчик с передвижным книжным фондом, отпросилась в цех к Виталию.

Она приоткрыла дверь красного уголка и увидела за столом всю бригаду Виталия и Жаклину.

При ее появлении Жаклина смутилась и поспешно отодвинулась от Виталия.

— У вас заседание? — спросила Женя. — Я только положу в шкаф книжки…

— Нет, нет, заходи, садись с нами, — пригласила Жаклина. — Мы уже почти договорились…

Женя села в уголке. Не спеша разбирала книги возле шкафа на длинной скамье.

— Вот именно п о ч т и договорились, — съехидничал Жорка. И закурил.

— Хоть бы ты из-под объявления пересел, — Жаклина отобрала у него сигарету.

— Лучше бы ты, дорогой наш комсорг, объяснила, для чего это нужно? — рассердился Жорка. И забрал сигарету назад. — Лично я переходить в другой цех, да еще к Величко, не собираюсь. Бригада там мертвая. А гальванизировать трупы не моя специальность.

— Ну при чем тут Величко! — сказала Жаклина. — В том-то и дело, что его там больше нет… Виталий ведь уже объяснял. И вообще, пусть он сам вас уговаривает. Это его инициатива…

— Его ли? — усомнился Юлик Турбай. — А то бывает, инициативу спускают «сверху»…

— Нет, — возразил Виталий, — я вам, хлопцы, честно говорю: никто мне ничего не подсказывал. Просто жаль Сыромолотного. Величко развалил бригаду и удрал. А на Сашка теперь все шишки валятся.

— Что значит «удрал»? — спросил Жорка. — Выгнали его, что ли?

— К сожалению, нет. Перевели на новую линию. У них ведь автоматическая линия вступила в строй. Сашка вместо него бригадиром сделали. А в бригаде брак, прогулы. От одних «застройщиков» повеситься можно: то им на поезд, то за досками в очередь… Никакой дисциплины… И где? В бригаде, о которой газеты раззвонили по всему городу.

— Пускай бы не звонили, — мрачно отозвался Василь Логвин, — неужели мы должны за всех звонарей отвечать?

— Это верно, — согласился Виталий. И покосился на Женю. Вчера, когда он рассказывал ей о своем проекте — перебросить одного из ребят в бригаду Сыромолотного, она развела руками: «Кто же туда пойдет? И как тебе не стыдно им предлагать?..» — «Пойдут, — сказал ей Виталий. — На деньги мои хлопцы не жадны, а перейти на отстающий участок — это сейчас не конфликт. Даже модно!»

Но конфликт был. Женя это видела. Она сочувственно посмотрела на Виталия, и ему стало стыдно, что он перед ней хорохорился.

— Что же делать? — выдавил он, отведя от Жени глаза. — Сашко говорит: «Мне бы хоть одного человека надежного. Чтобы плечо было под рукой».

— Пусть им кто-нибудь другой плечо подставляет, — сказал Жорка, — а то привыкли на чужом горбу в рай…

— Так не пойдет же к ним никто! — закричала Жаклина. — На эту бригаду все волком смотрят. Точно так же, как вы. И зачем ей такое имя присвоили? С ума сойти можно… Ляля Убийвовк жизнь отдала… Ее фашисты замучили… А теперь все будут языками чесать: «Бригада имени Убийвовк провалилась…» Говорила ведь я, нельзя присваивать имена, пока не проверишь…

— Что ты проверять собираешься? — пожал плечами Юлик. — Пока проверишь, присвоишь имя, все наоборот перевернется: диалектика!

— Как же все-таки будет? — спросил уныло Виталий.

Хлопцы молчали. Михайло Оноприенко чистил перочинным ножиком ногти. Василь Логвин рассматривал свои ботинки. Юлик Турбай беззвучно барабанил пальцами по коленям, а Жорка Мацкевич делал вид, будто заинтересовался плакатом, призывающим экономить электроэнергию.

— Как хотите, — поднялась Жаклина. — Инициатива, конечно, хорошая…

— Да ну тебя, — перебил Жорка. — «Инициатива! Инициатива!» Тут главное — кому туда идти? Лучше бы уж по приказу назначили. Наш начальник в курсе дела?

— В курсе, — хмуро ответил Виталий, вспомнив, как неохотно начальник цеха согласился на это предложение. Если бы не секретарь цехового партбюро да не Рогань, может, и не было бы его согласия.

— Пусть начальство и командует, — отрубил Жорка. — По крайней мере не буду себя грызть, что полез вперед батьки в пекло.

— Не такое уж там пекло, — нерешительно возразила Жаклина.

— Пекло, пекло. Нечего голову самим себе дурить, — махнул Жорка рукой. — Нет ничего бесславнее, чем скомпрометированная слава. В первом механическом эта бригада в печенки всем въелась. А теперь вместо того, чтобы проучить ее…

— Кого проучить? Кого? — вскочил Виталий. — Ведь тот, кого надо было проучить, сухим из воды вышел!

— А тех, кто вместе с ним липовые обещания давали, — заорал Жорка, — морды свои на кинопленках увековечивали? Они кто такие? Бедные жертвы? Дал бы я этим жертвам по швабре в руки да и разогнал бы по цехам…

— Высокоразрядных токарей? Ловко придумано! — и Жаклина постучала пальцем по Жоркиному лбу.

— А ишачить за них — это ловко? — отодвинулся Жорка от Жаклины. — Лезть добровольно под скандальную вывеску — ловко? Черт с вами, пишите в протокол, что я согласен.

— Как хочешь… Как хотите, ребята, — растерялась Жаклина. — Это дело добровольное…

— Знаем, — сказал Жорка. — Заявление писать или по радио сообщить про свой подвиг?

— Тогда заодно и меня переводите, — вздохнул Оноприенко, пристально разглядывая свои идеально чистые ногти. — Вдвоем, может, и правда что-то сообразим.

— Ты что? — подскочила к нему Жаклина. — Такую бригаду распотрошить? Самую передовую в цехе? Да еще в такой напряженный период!

— Для кого напряженный? — сощурился Жорка. — Для нас?

— А вместо них… Ты с кем останешься? — спросила Жаклина, обернувшись к Виталию. — Не хватит ли одного?

— Новеньких возьму, — сухо сказал он, давая этим согласие отпустить обоих. — Ничего. Подучим. Спасибо вам, хлопцы.

— Служу Советскому Союзу, — чуть театрально отчеканил Жорка, слегка взяв под козырек.

— Теперь к Сашку, — сказал Жене Виталий. — Он давно уже дома.

Дверь хибарки, по самые окна ушедшей в землю, открыл сам Сашко. Женя даже ахнула, увидев его густую бороду. Но не только борода делала его сегодня лет на десять старше. Он был желто-бледным, словно потерял много крови.

— Ты что? За бородой света не видишь? — толкнул его легонько Виталий. — Я тебе классическое известие принес: двоих даем. И знаешь кого? Жорку и Оноприенко.

— Да ну? — глаза Сашка засветились радостью. Но только на миг, и снова его лицо стало каменным, а глаза безнадежно скорбными. — Олеська, — наконец вымолвил он.

— Что Олеська? — схватил его за плечи Виталий и почувствовал, что у самого трясутся руки.

— Да говорите же! — крикнула Женя. Она видела жену Сашка один только раз и с первого знакомства полюбила ее.

— Олеську забрали, — чуть не всхлипнул Сашко. — Пока я был на работе… Пришел — ни тещи, ни Олеськи. Соседи говорят, утром, часов в десять, забрали.